Ткачи Сарамира
Шрифт:
– Почему вы следили за Кайку в течение стольких лет?
Он сразу же, едва слова слетели с губ, пожалел, что задал этот вопрос. Пожалел потому, что интуитивно уже знал, каким будет ответ, и не хотел его слышать.
Его спутница улыбнулась и разжала пальцы. Потом откинулась на спинку стула, отпила из стакана.
– Я стала служанкой в доме Макаима по воле Красного ордена. С прежней служанкой случилось несчастье.
Тэйн не перебивал, ожидая продолжения. И Азара продолжила:
– Люди из Красного ордена нашли Кайку с помощью каких-то своих способов. Их пути – для меня загадка. Они знали, что девушка рано или поздно проявит… свои способности. И попросили меня понаблюдать за ней. Привлечь ее в Красный орден до первого проявления этих способностей было невозможно. Кто в здравом уме поверит, что он порченый, не убедится сам?
Слова Азары упали в его сознание, как камень падает в густой мед. Мир как будто замедлил ход. Пьяные разговоры в другом углу доносились бессмысленным шорохом. Он видел лишь красивые глаза Азары, наблюдавшей за ним, оценивавшей произведенное впечатление.
– Ты ведь знал об этом, не так ли?
Тэйн кивнул и опустил глаза. А ведь она ждала этого вопроса, подумал он. Ждала, хотя и догадывалась, что он знает ответ. Ждала, потому как хотела убедиться, что ее слова пронзят его, как удар вилами в ребра.
– Я догадывался, – пробормотал юноша, когда уже не смог выносить наступившую тишину. – По некоторым мелочам. Когда я впервые встретил Кайку, она в бреду повторяла имя женщины – Азара. Кайку сказала, что тебя убил демон в лесу. Позже ты появилась, без всяких объяснений. Но мне они были и не нужны.
– Ты считал, что это не твое дело, – презрительно усмехнулась Азара. – Как это типично для мужчин.
– Нет, я просто не хотел знать правду. Я струсил. Я подозревал тебя с самого начала. А встреча в Аксеками с той женщиной, Кайлин… Вы о чем-то секретничали с ней, что-то обсуждали, но меня к этим тайнам не допустили. К тому же Кайку все удивлялась, как ты изменилась… – Он шумно выдохнул. Помолчал. – Я не дурак, Азара. Я с самого начала знал, что мои спутники – порченые.
– Но ты верил, что твой путь предопределен богиней. Что ты спасен ради какой-то особой миссии. И вместе с тем верил, что нет для Эню более нечестивого существа, чем порченый. Постарайся, если сможешь, примирить одно с другим.
Тэйн склонил голову, и бритый череп сверкнул в тусклом свете фонаря.
– Не могу. Поэтому я их и сторонился.
– Давай поговорим начистоту. – Азара откинула назад черные с красной прядью волосы и наклонилась к юноше. – Кайку – порченая. Она способна, подобно ткачам, проникать в Узор. Но сейчас Кайку опасна для себя и других. Ей необходимо научиться владеть своими способностями, обрести мастерство. Я прибыла на остров Фо по нескольким причинам, и одна из них – помочь Кайку выжить. С каждым днем увеличивается риск того, что ее сила выйдет из-под контроля. В конечном счете, она или сожжет себя, или погибнет от рук тех, кто ее боится. – Азара откинулась назад, продолжая пристально следить за реакцией Тэйна. – Я пообещала Кайлин, что привезу Кайку назад, и я сделаю это. Если она еще жива, конечно. Я буду ждать ее в этой проклятой духами пустоши, пока есть надежда. Могут пройти недели, месяцы. Но время ничто в моем возрасте, Тэйн. Я – терпеливая женщина.
Послушник молчал. Он вдруг понял, что выпил лишнего, и от этого ему стало не по себе.
– Присоединяйся к нам, Тэйн, – предложила Азара. – У нас с тобой одни цели. Может, ты и ненавидишь искаженных, как мы предпочитаем себя называть, но у тебя есть желание излечить землю от заразы. И наследница императрицы – наш единственный шанс.
– Я не… – запинаясь, начал Тэйн. – Я не ненавижу порченых, – наконец выдавил он.
– Разумеется, нет. – Азара приподняла бровь. – Мне казалось, что ты даже любишь одного из них.
Тэйн густо покраснел. Он хотел возразить, но слова не шли с языка. Юноша насупился и угрюмо отвернулся.
– Бедный Тэйн, – усмехнулась Азара. – Ты загнал себя в угол, выбирая между верой и чувством. Я пожалела бы тебя, если бы уже не сталкивалась с таким прежде. Люди – трогательно предсказуемые животные.
Тэйн стукнул по столу кулаком, но сумел сдержаться и не набросился на собеседницу. У Азары на лице не дрогнул ни один мускул. Все так же спокойно сидя на циновке, девушка наблюдала за послушником с выражением, приводящим его в бешенство. Немногочисленные посетители трактира уставились на них.
«Весь в отца…» Мысль эта пришла внезапно, и он похолодел. Всколыхнувшийся было гнев быстро оседал. Тэйн еще раз стукнул кулаком по столу, выплескивая в бессильном жесте избыток чувства. Затем встал и вышел из трактира в ночь.
Холодный воздух и ветер, острый как лезвие ножа, отрезвили юношу. Тэйн поспешно шел прочь от трактира, подальше от освещенных окон, подальше от Азары и всего, что она сказала. Но истина стояла теперь перед ним во всем своем ужасном обличье. Не осталось ни вопросов, ни сомнений. До сегодняшнего дня юноша сохранял еще надежду на то, что сможет оставаться рядом с Кайку, не оскорбляя свою богиню, что неуверенность в действительном положении дел дает ему оправдание для общения с девушкой. Но теперь все иллюзии развеялись, и Тэйн оказался в затруднительном положении.
Навстречу ему попадались редкие прохожие. На улицах не горели фонари, свет падал наружу лишь из узких окон. Лун сегодня не было, и темнота казалась зловещей. Тэйн позволил мраку поглотить себя.
Через некоторое время послушник оказался на склоне холма, откуда открывался вид на мерцающий слабыми огоньками Хайм, и уселся прямо на каменистую землю, поплотнее запахнув плащ. Он попытался медитировать, но из этого ничего не получалось. Просветление не приходит в смятенную душу. И послушник зашептал молитву, прося у Эню помощи и наставления.
Зачем богиня поставила своего слугу на путь, где он стал союзником порченых, если все отклонения – зло? В душе накопилось слишком много сомнений и оставшихся без ответа вопросов. Его опять заставили искать цель, которая еще вчера была ясна и понятна. И как вера может быть настолько противоречивой?
«Это – мое наказание, – думал Тэйн. – И я должен терпеливо переносить его».
Так и должно быть. В этом и крылся ответ. Пытка неопределенностью была лишь частью его покаяния. Он должен принять ее с радостью, не роптать, поступать так, как считает правильным, и нести бремя ответственности.
«Так угодно богам, – снова и снова шептал Тэйн. – Им я обязан жизнью».
Эту фразу юноша повторял с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать лет, и он убил своего отца.
У Тэйна не осталось ясных воспоминаний о своем детстве до восьми или девяти лет, кроме вселяющей ужас темной фигуры, тяжелая поступь которой крошила сохранившиеся впечатления, и давящей неизбежности боли, следовавшей за ее появлением. Боль была неотъемлемой частью детства, такой же, как радость, голод, победа или огорчение. Боль приходила к маленькому Тэйну ежедневно. Иногда с оплеухой, когда он ел перловую кашу, или пинком за совершенную или предполагаемую проделку.