Ткачи снов

Валь Каролин

С высоко поднятой головой, Ашкин шёл навстречу Гарьену, дистанция примерно в тридцать шагов, пока не остановился прямо возле ступенек, окружающих платформу на которой стоял трон. Гарьен производил почти что скучающее впечатление и провёл рукой по заплетённой бороде, однако не сказал ни слова. Он был одет в дорогую одежду из бархата, семейный герб блестел в танцующем свете огня.

– Я здесь,- спокойно сказал Ашкин.
– Чего Вы хотите?

– Твое решение. Я жду уже слишком долго. Поэтому я позволил себе подтолкнуть тебя к принятию решения: введите их.

Узкая

дверь в боковом крыле открылась, и в зал завели двух женщин, у которых глаза были завязаны шалью. Ту, что поменьше и с более седыми волосами Ашкин лично видел всего пару дней назад, её покрытые морщинами руки дрожали, когда её подвели ближе к трону.

Не двигаясь, он смотрел на лицо старушки, его взгляд перекочевал глубже, к широкому, золотисто-коричневому платью, которое скреплялось на поясе изношенным, кожаным ремнём - это было тоже платье, что он видел на ней при их последней встречи. Мирелле. Взгляд Ашкина перешёл к стройной женщине со светло-рыжими волосами, которые окружали её изящную фигуру, словно защитный покров.

Он заметил, как присутствующие мужчины, не смотря на её возраст, жадно на неё смотрят. Ему хотелось убить их всех, но он скрыл свои чувства. Ему нельзя их показывать. На Анвии А’Шель было одето то оливково-зелёное, приталенное платье с широкими рукавами, что обычно носят в Осеннем царстве и которое он всегда видел перед глазами, когда вспоминал своё детство и особенно свою мать. Она, как всегда, владела собой. Качество, которое он унаследовал от неё.

– Добро пожаловать в Крон, дорогие дамы, - сказал Гарьен и с преувеличенным жестом развёл руки в стороны. То, что обе женщины не могли этого видеть, казалось, не беспокоит его.
– Итак, Ашкин, дорогой. Ты принял решение или я должен выразиться ещё более ясно?

Его мать, при упоминании его имени, повернула голову в ту сторону, из которой раздавался голос Гарьена, и Ашкин прикусил язык, чтобы не реагировать. Он знал, что Гарьен играл с ним в эту игру только потому, что хотел спровоцировать. Показать Гарьену, как сильно его взволновало увидеть мать в таком положение, было бы самой большой ошибкой, которую Ашкин мог совершить.

– Ашкин? Ты здесь? Что это значит? Что здесь происходит? Вы поэтому спросили мне о предложении, которое могут знать только мои сыновья ... Но я думала речь идёт о Саро ... Кто ...

Дальше она не успела ничего сказать, потому что мгновением позже к ней подошёл один из охранников и ударил тыльной стороной руки по лицу. Ашкин услышал, как затрещала челюсть его матери.

Её голова откинулась в сторону, и в Ашкине вспыхнул огонь. Частота его пульса подскочила, а взгляд остановился на охраннике, который поднял руку на его мать. Ему не потребовалось даже мгновения, чтобы запомнить круглое лицо со слегка оттопыренными ушами. Он найдёт его и убьёт. Ещё сегодня ночью.

– Как просто с вашей стороны, Гарьен, шантажировать меня моей матерью, - сказал Ашкин.

– Шантаж - это такое отвратительное слово. Я просто хочу облегчить тебе немного твоё решение... И я хочу получить ответ, мой дорогой Ашкин: ты будешь сражаться за меня, встанешь на мою сторону, и будешь

служить и дальше имени Ар’Лен, так, как делал это последние два десятилетия?

Ашкин ответил на сразу, и это, казалось, разозлило Гарьена. Также окружающие его мужчины стали неспокойными, их взгляды метались по залу, словно стрелы, и Ашкин увидел, как Гарьен гневно нахмурился, чтобы затем коротко указать головой в сторону двух одетых в чёрное охранников рядом с Миреллой.

Сердце Ашкина ёкнуло, он сделал два шага вперёд.

– Нет!
– Его крик затих. Он услышал, как из арбалета вылетели две стрелы, свистя, пролетели по воздуху и вонзились перед ним в пол. Предупреждение, для которого не требовалось дальнейших объяснений. Ему было всё равно, выйдет ли он из своего укрытия, но в тоже время он понял, что всё безнадёжно.

Поэтому он смотрел, ничего не предпринимая, как один из охранников выступил вперёд, вытащил кинжал и одним искусным движением перерезал Мирелле глотку. Её рот от удивления открылся. Кровь брызнула и пролилась на белый мрамор. Булькающий звук сорвался с её рта, тело выгнулось - потом её отпустили, и она повалилась на пол.

Что-то взорвалось внутри Ашкина, его сердце качало кровь через вены, а взгляд он непреклонно направил на безжизненное тело Миреллы. Её седые волосы окрасились в красный от собственной крови, и он заставил себя смотреть. Воспоминания детства промелькнули, тысяча образов смешались с видом его безжизненного тела. Зрелище, которое навсегда отпечатается на его сетчатке. Её единственной ошибкой было то, что она его вырастила.

Такой судьбы она не заслужила.

– И?
– спросил с любопытством Гарьен, и Ашкин в тот же момент поклялся отомстить за смерть этой невинной женщины. Медленно он поднял взгляд и увидел довольную ухмылку Гарьена. Он ничего не чувствовал, кроме презрения к этому мужчине, который был лишь тенью своей матери и сестры.

Жестокий ребёнок, играющий в короля. Бестия, которая жаждет крови. Но каким бы безумным и саморазрушительным не был план Гарьена, Ашкин должен подчиниться ему. На карте стоит жизнь его семьи. Саро и его мать единственные на свете, кто имеет для него значение. И Мирелле.

– Хорошо,- тихо сказал он.
– Я буду воевать за Вас.

Гариен плавно поднялся с трона. Шуршание его одежды заглушало даже звук дождя, стучащего в стеклянный купол.

– Тогда преклонись передо мной, и поклянись именем моей семьи и четырех богов.

Ашкин медлил, все его тело сопротивлялось этому унижению, однако он все-таки склонил голову и опустился на колени перед новым правителем Осеннего царства.

11.

Пленники

Гаель, Весеннее царство

В окружении пяти кевейтских амазонок, промокший до нитки, без денег, связанный и направляющийся в тюрьму, Канаель чувствовал себя глупо, как никогда.