Тьма уже внутри
Шрифт:
Нас словно куполом накрыла тень, и стало теплее, спокойнее. Теперь нас никто не увидит. Ни одна живая душа не посмеет взорвать этот уголок крохотной идиллии. Пусть и выдуманный.
Расстояние между нами вот-вот грозилось обратиться в ноль, но Ян отчего-то замер. Взгляд его неотрывно изучал мое лицо, но все чаще срывался к пересохшим губам.
— Дразнишь меня, что ли, аспирантище? — сощурилась я, подавшись вперед и сцепив руки в замок у него на шее.
— Аспирантище? — к моему великому разочарованию, Бранов, заломив бровь, отстранился. — И как вы еще меня за глаза называете?
— Ой, тебе лучше не знать, — многозначительно округлила я глаза и легко засмеялась.
— Неужели все настолько плохо? — навис надо мной аспирант, и я замерла в предвкушении, ловя его такой странный, голодный взгляд.
Взгляд, вдох. Выдох, мимолетное касание…
Мгновение, что от волнения показалось мне едва ли не вечностью, и наши губы наконец встретились.
Поцелуи, сперва такие робкие, вопросительные… Когда они обратились в убийственный ураган, не могу ответить. Близость Яна сводила с ума, стирала временные рамки и туманила разум.
Горьковатый запах въедался в кожу, но мне и этого было мало. Казалось, я никогда не смогу им надышаться. А если этот аромат вдруг иссякнет, исчезнет, я и сама кану в небытие. Задохнусь, как рыбка, выброшенная на берег.
— Не боишься?
Уж не знаю, какими правдами-неправдами Ян нашел в себе силы связно говорить, но я в ответ смогла лишь слабенько головой поелозить по подушке, мол, нет. Не боюсь.
Он улыбнулся. Склонился и поцеловал. На сей раз без спешки, мягко. Мучительно медленно провел кончиком языка по нижней губе, прикусил, потянул.
И вновь я, силясь сдержать судорожный вздох, ослабла. Поддалась его горячим и окончательно осмелевшим рукам.
***
Взрыв хохота. Он пушечным снарядом разорвался у самого уха.
Несколько секунд я лежала и хлопала глазами в темноте, силясь понять, не контузило ли меня?
— Серёжа, елки-палки… — проворчала, отдаленно слыша, как амур разноглазый на кухне во весь голос травит байки.
Затем снова смех. Бас Джахо и робкие мяукающие смешки Шани.
— Как же вы, ребята… вовремя.
Я ударила кулаком по дивану. Большего разочарования в жизни испытывать не доводилось.
Ощущение Брановских прикосновений все еще блуждало по телу, до краев наполняя нежностью и теплом. Кажется, блокировка стыдливости слетела, стоило Яну, подхватив меня под спину и затылок, прижать к себе и обжечь поцелуем. На этот раз настоящим, глубоким… каким-то взрослым, что ли.
И вот уже руки сами собой скользнули ему под майку, а стыдливость испарилась, освободив место для горячего, всепоглощающего желания.
На деле же, усомнись я хоть на секунду в нереальности происходящего, я бы сроду не решилась обхватить Яна за плечи. Толкнуть его, перекатиться и взять инициативу в свои руки. Ни за что не стала бы с остервенением стягивать с него футболку и вонзаться в горячую кожу ногтями, оставляя алые росчерки на спине.
Ян отвечал на каждое мое движение, каждый порыв со стократной силой и страстью. Впивался в шею поцелуями, жалил горячим дыханием, прихватывал тонкую кожу зубами и вновь возвращался к губам. Опьяневший и сошедший с ума.
Почуяв боль в груди, я сделала резкий вдох и пришла в себя. Судя по тому, что легкие словно слиплись, не дышала я довольно долго. Чудом не задохнулась!
— Ну, Бранище! — борясь с блаженной улыбкой, попыталась рассердиться я, но не вышло.
Счастье так и будоражило кровь, будто пузырьки шампанского.
«И как только сразу не догадалась? Пусть в реальной жизни нам с Яном «долго и счастливо» не светит, умение фантазировать никто забрать у меня не в силах», — размышляла я, комкая одеяло и глядя куда-то вверх. В потолок.
Хотя, в кромешной темноте и не разберёшь, потолок ли там вверху? Может, над головой сейчас бездна, а мы, люди-человеки, ограниченные пятью чувствами восприятия, видим лишь выбеленную поверхность?
Я усмехнулась, пошире раскрыв глаза. Еще немного, и впрямь начала бы угадывать очертания тех самых «разнокалиберных» дверей на потолке с огоньками-бра на косяках.
А следом подумала: «Смогла бы снова пойти… туда? Через коридоры и пугающую тьму к Яну».
Ответ, что родился в груди вместе с щенячьим восторгом, заставил щеки заалеть с новой силой и стыдливо натянуть одеяло до самого носа.
Полежав еще немного и подождав, пока чувства малость поулягутся, я села. Спустила ноги на пол и, ориентируясь по тонюсенькой световой полоске под дверью, двинулась к выходу.
Который час, угадать даже не пыталась. Толкнула дверь и тут же налетела на Мут. Она взволнованно топталась на месте.
— Что случилось? — принялась я оправлять растрепавшиеся волосы, пряча еще не выветрившееся смущение.
— Колебания в материи, — вперилась сфинкс в меня странным, будто бы слепым взглядом.
— Колебания? — приподняла я брови, осторожно обходя старуху. — Какие еще…?
Мут не ответила, продолжая принюхиваться и напряженно озираться по сторонам. Я встревожилась. Неужто Ян снова…
Звуки непринужденной болтовни почему-то даже не показались мне поводом, чтобы унять волнение. Опрометью бросившись на кухню, я вылетела в коридор, с воинственным видом дернула на себя приоткрытую дверь… и обомлела.
В комнатенке яблоку негде было упасть. Джахо с урчанием наворачивал борщ половником прямо из кастрюли. Марта, примостившись на подоконнике неподалеку от кота, брезгливо морщилась и степенно, держа курную ножку двумя пальчиками, обгладывала мясо.