Тьма в его сердце
Шрифт:
Заинтересованность в ее взгляде прямо говорила мне о том, что идея привезти ее в парк, была самой, что ни на есть подходящей.
— Может, хочешь мороженого? — спросил я, прогоняя из головы образы стонущей Джоанны, прижатой к каменной стенке здания.
Она остановилась и развернулась ко мне всем телом, попутно вынимая руку из моего кармана. Ее брови в удивлении съехались к переносице.
— Мороженого?
— Ну да, такое холодное лакомство, — решил пояснить я, словно она никогда в жизни не видела мороженое.
Она хмыкнула и приподняла уголок губ.
— Ты всегда ешь мороженое когда на улице холодно? — спросила она, в синих глазах заискрило веселье.
— Черт ты права. Я думал, ты захочешь мороженого. Мне еще не приходилось угощать девушку чем-то кроме алкоголя, — почесав затылок, сказал я.
— Мороженое сойдет, — медленно протянула она, улыбаясь одними глазами. У меня сложилось впечатление, что сказать она хотела совсем не это.
Я кивнул и снова машинально взяв ее за руку, повел к злополучному лотку, где продавали мороженое.
— А ты, какое мороженое будешь?
Джоанна усмехнулась и хитро посмотрела на меня.
Я не понимал что, мать вашу, происходит.
— Клубничное мое любимое, а ты, какое будешь? — спросила она, выделяя интонацией последнее слово.
— Шоколадное, — коротко ответил я, разглядывая ее профиль, в попытках узнать, над чем она насмехается. Однако мне это не удалось, потому что, мы подошли к лотку с мороженым и напитками.
— Одно шоколадное и одно клубничное мороженое, — сказал я, на ходу доставая бумажник с заднего кармана джинсов.
Продавец окинул меня непонимающим взглядом.
Я посмотрел на него, а потом на Джоанну, подмечая, что она, уже не скрываясь, хихикает над чем-то.
— Мороженого нет, холодно ведь, — сказал продавец, возвращая меня на землю.
— Мороженое не продают осенью, Блейк, — вторила ему Джоанна и накрыла мое плечо своей ладонью, поставив в тупик.
Она откинула волосы за спину и обратилась к продавцу:
— Сахарную вату, пожалуйста, — затем взглянула на меня, — а ты будешь?
Я отрицательно покачал головой. Достал двадцатку и протянул продавцу.
— Сдачи не нужно, — добавил я. Парень кивнул и забрал деньги.
Маленькая пакостница знала, что я буду выглядеть как идиот, но не предупредила меня. Я не любил когда меня разыгрывают и выставляют кретином.
— Ты не часто бываешь в таких местах, не правда ли? — спросила Джоанна, запрокидывая голову и заглядывая в мои глаза.
— В детстве, может быть, я уже и не помню. А ты? Должно быть, родители часто водили вас повеселиться?
— Вас? — переспросила она, округляя глаза.
— Ты говорила, что у тебя есть брат.
— Да, да, я и брат.
Улыбка Джоанны дрогнула, мой вопрос поубавил ее смешливости. На секунду в ее глазах я заметил печаль, но она исчезла также быстро, как и появилась. Джоанна натянула улыбку и отвела взгляд.
— После развода родителей, отец пару раз водил меня в парк.
Продавец подал Джоанне ее заказ, и мы решили прогуляться по набережной.
— Ты общаешься с отцом? — вдруг спросил я.
Она удивленно взглянула на меня, как если бы я спросил у нее о температуре поверхности солнца, затем отрицательно покачала головой, и отщипнув кусочек ваты, положила его на язык.
— Нет, мы практически не общаемся. Он больше рад моему брату, чем мне, — отмахнулась она, в ее голосе была заметна горечь.
— Что-то произошло?
Она снова покачала головой.
— Ничего такого, так было всегда, сколько я себя помню. Брат отказывался общаться с ним с самого детства, а я была так рада, когда видела его. Он общался со мной какое-то время после их с мамой развода. Потом ему, видимо, надоело. И я больше не ходила в парки, — она вздохнула и заморгала, словно собирается расплакаться. Но через секунду взглянула на меня ясными глазами.
— Большие дяди всегда заняты, не так ли? — она усмехнулась, и жестом предложила мне сахарную вату. Я отщипнул кусочек и закинул его себе в рот.
Меня одолевали интерес и любопытство. Хотелось узнать о ней и об ее отношениях с отцом больше. Но я решил обуздать этот порыв. Было видно, что ей тяжело даются подобные откровения.
— Моя мать бросила нас, когда мне было шесть, — зачем-то рассказал я.
Джоанна замерла, ее лицо побледнело, глаза засветились сожалением.
— Я остался один, с отцом, который всего себя отдавал работе и полным домом прислуги, — продолжил я.
— Блейк, — выдохнула она. Джоанна закачала головой, вид у нее был как у нашкодившего щенка.
— Ты чего? — спросил я. — В детстве это было большим ударом, но сейчас мне безразлична Елена и ее судьба.
Я смотрел на нее и никак не мог понять, почему я рассказываю это ей. Раньше у меня никогда не возникало желания делиться с кем-то подробностями своей жизни. Отец мой единственный близкий человек, но даже он не знал, что у меня на душе.
Что такого было в ней, в этой маленькой своенравной брюнетке, что заставляло меня откровенничать, словно мне вкололи сыворотку правды? Почему я считал, или скорее чувствовал, что могу доверять ей?
— Прости за ту неудачную шутку в ресторане, — виновато сказала она.
Я непонимающе взглянул на нее, пока не вспомнил, о чем она говорит.
— Про то, что меня не выносит даже собственная мать?
Она несмело кивнула.
— Забыли, — усмехнулся я.
— Я не думала, что обижу тебя, — сказала она, обхватывая мое предплечье своей рукой и подтягивая меня ближе.
От этих прикосновений мне хотелось заулыбаться, как подросток получивший поцелуй самой красивой девочки школы. Но Джоанна жалела меня, а это все меняло. Я не терпел жалость.