Тьма века сего

Попова Надежда Александровна

— Если верить Гейгеру — нет. Он тешит себя мыслью, что Урсула не пожелала втягивать его с собою в неприятности… Кто их знает, этих малефиков, а тем паче женщин. Быть может, он и прав. В конце концов, с ее стороны это было очень рискованно — не уйти сразу, а задержаться в лагере для разговора с ним, для этого должны быть очень важные причины, а влюбленной женщине, будь она хоть трижды малефичка, причина «попрощаться с возлюбленным» вполне может казаться предельно важной.

— Совсем не исключаю… Куда она ушла из лагеря? — спросил Курт и, увидев, как еще больше помрачнел Мартин, вздохнул: — Ну, этим должно было кончиться…

— Гейгер провожал ее до самой границы Предела, — хмуро подтвердил тот. — Урсула спокойно прошла внутрь и скрылась в чаще.

— Что значит «этим должно

было кончиться», Гессе? — с подозрением уточнил стриг. — Я надеюсь, у тебя не появилось еще одной глупой мысли?

— А ты предлагаешь разбить лагерь рядом с паломническим и ждать, что она выйдет к нам, дабы сдаться по доброй воле?

— А ты предлагаешь ломиться сквозь ловушки, полагаясь на благоволение свыше? Non tentabis Dominum Deum tuum [112] , майстер инквизитор.

112

Не искушай Господа Бога твоего (лат.).

Мартин сухо кашлянул, привлекая к себе внимание, и неуверенно проговорил:

— Я, возможно, тоже сделал глупость… Но надеюсь, что ломиться не придется.

***

Смотреть на это осунувшееся, будто высохшее лицо было почти физически больно. Курт Гессе Молот Ведьм, чьим именем пугают маленьких малефиков, сейчас был похож даже не на смертельно больного, а на старый труп, и лишь едва заметное дыхание говорило о том, что это тело все еще живо. Был ли он без сознания или спал — понять Мартин не мог, но та жуткая серость в проступающих сквозь кожу сосудах ушла почти тотчас после принятого причастия, и это обнадеживало.

В домике матушки Лессар Мартин задержался ненадолго; удостоверившись, что болящий под присмотром и не намерен перейти в status покойного немедленно, он кивком попрощался со стригом и вышел прочь.

Дорога к лагерю сегодня казалась слишком долгой, какой-то бесконечной, будто цель пути с каждым шагом не становилась ближе, а напротив — удалялась, отодвигалась все дальше и дальше, и к обиталищу паломников Мартин подошел в расположении духа угрюмом и неласковом. Фон Нойбауэр, находящийся здесь же со своими солдатами, окружившими лагерь, был не в лучшем состоянии — такой же мрачный, как зимний вечер, молчаливый и подавленный, и судя по бросаемым на притихших паломников взглядам, лишь ждал сигнала предоставить Господу возможность отличать своих самостоятельно [113] .

113

«Убивайте всех, Господь узнает своих» — эти слова приписывают Арнольду Амальриху, который, как считается, произнес их в июле 1209 года при осаде крепости Безье. Амальрих был папским легатом при войске крестоносцев — участников Альбигойского крестового похода. Согласно традиционной версии, это был ответ на вопрос, как отличить альбигойцев от католиков при взятии города. Накануне осады католикам предложили покинуть город, но те отказались, и крестоносцы задавались не вопросом, как уберечь от гибели мирное население Безье, а как отличить врагов-католиков от врагов-альбигойцев.

Фраза впервые появилась в труде Цезария Гейстербахского, цистерцианца, "Dialogus miraculorum" ("Беседа о чудесах"), но ее достоверность под большим вопросом.

— Как майстер Гессе? — спросил он, кратко отчитавшись об исполнении приказа, и Мартин кивнул:

— Жив. Скорее всего, выкарабкается.

Тот неспешно и собранно осенил себя крестным знамением, невольно бросив взгляд через плечо в сторону дороги, и понизил голос:

— Должен сказать, майстер Бекер, что я до сего дня был не слишком благочестив, невзирая на собственную службу… То есть, нет, молился, как водится, к исповеди подходил, к причастию, видел и малефиков, и даже ликантропа однажды, и понимал всегда, чему служу и за что дерусь… Но видел в основном только гадость всякую, и, каюсь, не раз уж думал, что Создатель давно махнул на свои творения рукой — разбирайтесь, мол, сами со всем, что наворотили, надоели вы мне. И вот Господне чудо — вижу впервые. И не поймите неправильно, но… отчего мне не только радостно, а и как-то неуютно? Вы же инквизитор. Скажите, почему так? Не еретик же я, в самом-то деле?

— Майстер Гессе считает, что это нормальная реакция человека, который обнаруживает, что его отец постоянно наблюдает за ним в замочную скважину, — серьезно ответил Мартин. — Возможно, сказано излишне прямолинейно, но какая-то правда в этом, наверное, есть. Думаю, он знает в этом толк, чудес за время службы майстер Гессе повидал побольше, чем мы с вами — малефиков всех мастей.

Фон Нойбауэр взглянул на него с сомнением, однако возражать не стал, лишь молча вздохнув.

— Следите в оба, — бросил Мартин и, попрощавшись, двинулся в лагерь. — У Урсулы были сообщники, и кто знает, нет ли среди них еще какого-нибудь умельца.

— Да пускай только кто-нибудь лишь дернется, — сквозь зубы пробормотал рыцарь, однако за явным, неприкрытым гневом в его голосе мелькнули глубоко спрятанные напряжение и опаска.

— Но если что — не подставляйтесь, — договорил Мартин, приостановившись и обернувшись. — Если есть под вашим началом горячие головы, остудите их загодя, ни к чему устилать эти леса телами конгрегатских бойцов.

Фон Нойбауэр что-то пробубнил снова, но этого Мартин уже не слышал, а возвращаться не стал; в конце концов, этого человека взяли на службу не за умение слагать вирши, и он от души надеялся, что рыцарь, случись что, разберется, как любил поговаривать отец, «по ситуации».

Любит, торопливо поправил он сам себя. Не «любил». Что бы ни попыталась совершить эта женщина, ей это явно не удалось. О способности Молота Ведьм выкарабкиваться из самых немыслимых передряг ходят легенды, выберется и сейчас. Но как же жаль, что нет рядом Нессель или Альты…

«Мартин…», — вспомнился укоризненно-печальный голос, приходящий во сне каждую ночь, и он на миг запнулся, приостановившись. Быть может, вот оно — то, за что упрекала его сестра? Винила в том, что слишком задержался, что не торопил фон Нойбауэра с его людьми? Но ведь спешили, как могли… Кто же знал, что отцу придет в голову не просто задерживать подозреваемую до их прибытия, а еще и провоцировать на раскрытие? Прав все-таки Александер, напрасно он это сделал, не дождавшись солдат… Хотя, если уж сказать правдиво, наверняка и сам поступил бы так же. Просто чтобы убедиться. Просто потому что они всегда охотней раскрываются вот так, считая, что находятся в безопасности и в любой момент могут исчезнуть, а на допросе таких можно колоть неделями — и ничего не добиться…

И она не ошиблась, хмуро договорил Мартин, бросив искоса взгляд на не видимый отсюда Предел. Урсула действительно исчезла.

Йенса Гейгера он увидел еще издалека — бывший поселенец стоял у дерева на окраине лагеря в нескольких шагах от застывших в оцеплении бойцов, прислонившись к стволу спиной, и смотрел поверх солдатских голов в лес неподвижным взглядом.

— Мне нечего вам сказать, — произнес он тихо, когда Мартин приблизился, не дожидаясь вопросов. — Я не видел никаких признаков… этого. Ничто не могло заставить даже предположить нечто подобное. Не было никаких намеков, подозрений, сомнений, догадок. Для меня все случившееся столь же неожиданно, сколь и для вас… или даже больше.

— И уж точно обидней?

— А вы пришли позлорадствовать?

— Ты же понимаешь, Йенс, что под подозрением более всех в этом лагере? — остановившись рядом, вздохнул Мартин. — Думаю, понимаешь. Злорадствовать мне ни к чему: если ты и впрямь обманут ею, ты и так уже получил свое, если сообщник — еще получишь, а у меня сейчас нет настроя на шутки. Довольно неприятный, знаешь ли, выдался день.

— Майстер Гессе…

— Жив. Его убить непросто.

— Наслышан… Рад, что обошлось. Но мне действительно нечего вам сказать, майстер Бекер. Вы спросите, не обмолвливалась ли она о своих сообщниках, о каких-то тайных ритуалах или знаниях, не пыталась ли намекать, что мне когда-нибудь откроется нечто большее? Нет, ничего подобного не было. Мне… мне казалось, мы с нею здесь идем по одному пути.