Тьма века сего
Шрифт:
— То есть, как — поделить? Просто взять и разбить на кусочки lapis philosophorum?
— Он только называется так — «камень», — с готовностью пояснил Грегор. — На самом деле это не монолит, он что-то вроде грозди… Похоже на друзу кварца. Думаю, во время создания его как-то наращивают… Не знаю, на этот счет у нас информации не сохранилось. От него теоретически можно отделить часть, и именно это тот человек предложил: информацию в обмен на часть камня.
— И лишь некоторые из вас согласились это сделать. Как я понимаю по тому, что ваше поселение продолжает жить как прежде, а вы оба живы и явно не тревожитесь о том, что оставили дома — победила та часть вашей общины, что была против. Вероятнее всего —
— Не получить, а поделить, — не дав отцу ответить, возразил Грегор. — Я говорил майстеру Гессе, что отец пытался исправить ситуацию, и он действительно пытался. Он до последнего убеждал, что этого делать нельзя, мы же не знаем, кто этот человек, но он совершенно точно не намеревался использовать магистериум для причинения добра всему сущему, согласитесь. Кто-то из нас предлагал взять камень, но не отдавать ему…
— Эта мысль вам тоже, как я понимаю, не понравилась.
— Жизнь в тесном сообществе расслабляет, — вздохнул Харт. — На мир снаружи начинаешь смотреть предвзято… Это и случилось со многими из нас. Слухи, новости — все это доходит до наших ушей, но сами понимаете, как все это воспринимается… Прибавьте к тому грешную человеческую самоуверенность и получите ядовитую смесь. Давайте оставим магистериум себе, говорили они, а тот человек пусть попробует отнять его у нас. Магистериум даст нам силу, даст нам знания, даст нам власть над собственной судьбой, нам не придется прятаться… И говорили это зрелые, еще вчера разумные люди, которые знали, что это за артефакт, какой непредсказуемой силой обладает, сколь мало известна эта сила нам, ныне живущим потомкам его создателей, какую опасность она в себе несет… Не только жажда власти и богатства способны затуманить разум. Жажда прикосновения к тайне порой бывает куда разрушительней.
— Нам ли не знать… — вздохнул Мартин, и Грегор понимающе закивал. — И убедить их не удалось… И они явились за камнем в Грайерц.
— Да. С того совета мы разошлись, как нам казалось, постановив отказаться, но та часть из наших, кто соблазнился — они тайно от нас сошлись за пределами нашей деревни и отправились сюда. Мы узнали об этом достаточно скоро, чтобы настигнуть их уже здесь, а дальше… Дальше вы знаете.
— Не совсем, — возразил Курт и пояснил: — Грегор.
— Я… просто пришел сюда, — пожал плечами тот. — Я долго упрашивал наших вернуться и прибрать за собой. Слухи о Пределе шли и множились, и началось… вот это, с паломничествами, с гибелью людей, и я пытался убедить отца и остальных, что надо вернуться и уничтожить камень, а когда понял, что меня не слушают — решил, что сделаю это сам. Но… мне пока так и не хватило смелости зайти глубоко в Предел, да и я пока не придумал, что сделаю, когда доберусь до магистериума.
— Уничтожить? — с нажимом переспросил Мартин. — Не забрать, не унести и спрятать, а уничтожить?
— Никто не готов им распоряжаться, — твердо сказал Грегор. — Будь такое место, где его можно было бы укрыть от людских и нелюдских глаз — туда его и стоило бы перенести, но в этом мире такого места нет.
— Уничтожить… — повторил Мартин с сомнением. — Мне казалось, что lapis philosophorum так просто не разрушишь. У тебя есть план, как это сделать?
— Ну… — Грегор снова переглянулся с отцом, заметно сникнув, и тот вздохнул:
— Надо оценить обстановку на месте. Дальнейшее зависит от многого, майстер Бекер, от размеров камня, от его состояния, от того, как он попал сюда и в каком виде…
— Стало быть, во время той стычки камня никто не видел?
— Просто тех, кто столкнулся с предателями у самого камня, мы больше не видели, а сами мы сражались на подходе и… Когда все кончилось, как это ни прискорбно, думали о том, как унести ноги из образовавшегося Предела, и едва сумели это сделать. Когда я своими глазами увижу магистериум — я, вероятно, смогу сказать, что надо делать и как, а до того это пустое теоретизирование.
— Своими глазами? — переспросил Курт, и Харт фыркнул:
— Шутите, майстер инквизитор? Полагали, что я явился сюда просто поболтать, а потом отпущу сына в эту дыру и вернусь в трактир пить пиво? Разумеется, я не позволю ему идти туда в одиночку. Да и, как он верно заметил, толк с него будет лишь на пути к месту, в этом я с ним тягаться не могу, но там, у магистериума… Там его умения не помогут. Мои тоже вряд ли, но могут помочь знания.
— А каков твой талант? Что умеешь ты?
— Тоже не слишком много, и в целом наши умения схожи. Только Грегор ощущает пути, а я — места силы. Доводилось вам слышать такое определение от задержанных или ваших expertus’ов?
— Да, доводилось.
— Мы все еще не определили, отчего и почему они возникают, но я могу их чувствовать, как… — Харт замялся, подбирая слова, и осторожно договорил: — Как силу земли. По той же причине неплохо работаю с минералами, смогу найти рудную жилу, подобрать наилучший камень для амулета… Мои таланты мирные, к сожалению, посему рассчитывать на меня в предстоящем рейде, случись что, можно исключительно как на простого смертного: на обычную мужскую физическую силу. Разве что, если Урсула надумает прятаться в кустах рядом с нами, я смогу сказать об этом, ибо также могу почувствовать обладателя сверхобычных способностей рядом с собою, людей и… не совсем.
В комнате повисла тишина, и фон Вегерхоф, до сего мгновения сидящий молча, коротко кашлянул. Мартин напряжено поджал губы, бросив взгляд в его сторону, и Харт вздохнул:
— Да, я знаю, кто ваш помощник, майстер Гессе. И уже рассказал об этом сыну.
— Удивленным не выглядите.
— Конгрегация, — пожал плечами тот. — От вас всего можно ждать. Стриг на службе… Отчего бы и нет. Ходят слухи, что у вас и ликантропы водятся в зондергруппе. Меня несколько смущает исходящая от него эманация, она довольно необычна для стрига, даже высшего, но мир велик и многообразен, разве могу я знать всё?
— Завидный флегматизм, — пробормотал Курт. — Доводилось встречаться со стригами?
— Нет, но, опять же, из теории примерно могу предположить, как они должны ощущаться. Ваш помощник явно чувствуется нетипично. А вот ликантропа я бы не почуял. Почему так — мы не знаем, но сие факт, подобные мне легко чувствуют людей, обладающих врожденной или наработанной силой, но плохо различают подобных ликантропам существ. Видимо, животная сила оборотней слишком тесно сплетена с нашей, людской, природной, слишком похожа на нашу, а потому замечается не сразу или не замечается вовсе. Стриги — они совсем иные, сущности не от нашего мира. Без обид, майстер помощник.
— Стало быть, Урсулу ты почувствовал, когда прибыл в лагерь паломников?
— Нет. Но если эта женщина опытна и осторожна — подозреваю, что она… — Харт замялся, снова подыскивая подходящие слова. — Вообразите себе стол со свитками, майстер Гессе. Половина из них свернута, половина раскрыта, и лишь о тех, что раскрыты, вы с убежденностью сможете сказать, написано ли что-то на них или они пусты. Большинство из нас, и простых смертных, и одаренных, лежат на этом столе развернутыми: кто-то сворачиваться не умеет, а кто-то не считает нужным, полагая, что рядом нет тех, кто отличит исписанный свиток от пустого. Урсула, раз уж я не ощутил в ней дара, явно умеет жить, пребывая свернутой. Но если она раскроется — я ее почую.