Тьма века сего
Шрифт:
— Как я понимаю, связываться с ними ты не пожелал.
— Поначалу я был как во сне, — помолчав, неохотно проговорил паломник. — Внутри меня словно шла какая-то кровавая драка, и разум подчинялся мне с трудом. Я слушал Хорста. Он говорил, что я должен научиться владеть вторым собою, что это возможно только с практикой, для чего он еще несколько раз обеспечивал мне тыл, говоря всем, что был со мной в моем доме, а сам выводил за стены. Вскоре мне и правда стало легче, виндиго как будто уснул, и…
Гейгер снова умолк, глядя в землю, то ли подбирая слова, то ли решаясь сказать нечто, чего говорить не хотелось и что вместе с тем
— Однажды я подумал, что больше не хочу, — договорил он через силу. — Мне не понравилось то, что со мной было, но если меня казнить — мертвых не вернуть. Я словно очнулся от сна и начал понимать, что происходит, кто я, где я и чего хочу. Хорст… Спасибо ему, что научил уживаться с собой, жажда убийства больше не мучила меня, но он все настойчивей вбивал в меня мысль, что в благодарность я должен примкнуть к их шайке заговорщиков, а вот этого мне совершенно не хотелось. Я хотел просто жить, приключениями я был сыт по горло. Поэтому последней жертвой виндиго стал Хорст, а я покинул Винланд. Я думал, если оставлю эту землю — виндиго оставит меня в покое.
— Ты говоришь о себе самом как о другом существе?
— Больше нет, — улыбнулся Гейгер. — Так было тогда. Теперь мы с ним примирились.
— Ты знаешь, что это ненадолго? — спросил Мартин сухо. — Ты же наверняка слышал легенды, пока шло дознание. Знаешь, как появился первый виндиго и что происходит со всеми.
— Это легенды, майстер инквизитор.
— А как он появился? — шепотом спросил Грегор.
— По ошибке, — пояснил Мартин, прежде чем Курт успел потребовать тишины. — Когда-то была великая война, и шаман-недоучка вызвал добровольца-воина, дабы провести над ним обряд объединения с божеством-предком своего племени — «тотем», так они это называли. Но что-то пошло не так, и вместо божественного предка в душе воина поселился злой дух зимнего леса. Битву они выиграли, враги были повержены, но воина изгнали из племени, потому что жажду крови и плоти ему погасить так и не удалось. И ты знаешь, Йенс, чем эта легенда кончается. Всегда. Исключений нет.
— Или о них никто не слышал? — возразил паломник. — За несколько лет пребывания в Германии я пережил несколько приступов — иногда он брал верх, я убивал, после этого мучился раскаянием, пытался совладать с собой, он затихал, и я снова думал, что все кончилось и я свободен…
— Но все не кончалось и становилось лишь хуже.
— Одно время я даже помышлял о самоубийстве, — кивнул паломник с усмешкой. — А потом я встретил Урсулу, и она научила меня мириться с собой. Теперь… Теперь я просто живу, а не выживаю. И когда все это кончится, я продолжу жить, как прежде, майстер инквизитор, не превращусь в чудовище, живущее в глуши в берлоге, не утрачу разум и…
— Ты уже утратил и уже чудовище, — оборвал его Курт. — Без разницы, каков при том твой облик… Кто такая Урсула?
— Женщина, — пожал плечами Гейгер. — Которая вырвала меня из мрака.
— Ты участвовал в этих пиршествах?
— Да. Спросите, как это увязывается с нашим учением?
— Оно было для отвода глаз, очевидно? — снова влез Грегор.
— Нет. Просто существа, не желающие видеть пути Господни, хуже животных, в которых нет греха, нет злобы, нет алчности. Их плоть не запретна и смерть допустима.
— Eia, — отметил Мартин с мрачным весельем, кажется, даже позабыв разозлиться. — А я был прав, ересь у вас и впрямь безумная. Впрочем, неудивительно, что ты за нее так уцепился, весьма удобно. Если, конечно, Урсула не сочинила ее на ходу нарочно для тебя, чтобы утихомирить зверя, дать ему отдушину и взять на поводок.
— Я уже выбрал сторону, — с расстановкой произнес Гейгер. — Посему не старайтесь, майстер Бекер.
— Сколько еще человек, кроме тебя?
Гейгер фыркнул, и в его взгляде мелькнуло что-то похожее на жалость.
— А сколько было рассказов, — произнес он насмешливо. — А какая молва ходила… Самый проницательный инквизитор Империи… Ересь чует за милю, любую душу видит насквозь…
— Сколько?
— Да почти все, — пожал плечами Гейгер. — Рано или поздно к трапезе подходили почти все.
— Трапеза, — повторил Мартин неприязненно. — И почему ваша братия никогда и ничего не называет прямо? Даже для самих себя маскируете смыслы, размазываете понятия… Не потому ли, что осознаете, какие творите мерзости?
— Иисус сказал «сие есть тело мое» и завещал есть его. Это стало зваться Причастием. Что возразите, майстер Бекер?
— Что об этом напоминают всякий раз на мессе перед его принятием. А что говорили вы, поедая своих собратьев?
— Как вы этого добились? — спросил Курт, не дождавшись ответа. — Никаких слухов, никаких ренегатов, ни крупицы просочившейся информации… Как?
— Она уводила в Предел тех, кто был готов сорваться… — тихо и сдавленно пробормотал Грегор. — И вообще всех, кто мешал и был слишком неудобным. Таких они ели или уводили в Предел… Вот почему она так прицепилась ко мне, вот почему постоянно добивалась ответа, чего я хочу, зачем пришел и могу ли ходить здесь… Что вы со мной собирались делать? Увести или сожрать?
— Не знаю, — передернул плечами Гейгер. — Я узнаю ее решения в последний момент. Но под ногами ты мешался знатно, тут ты прав.
— И все эти люди так спокойно принимали ее веру? Просто брали и ели, и не пытались возразить, отговориться, ужаснуться творимому?
От голоса фон Вегерхофа веяло таким холодом, что Гейгер поежился, однако ответил подчеркнуто спокойно и вызывающе:
— Да.
— Не верю.
— А вы поверьте.
— Так сохранялся порядок в лагере, верно? — спросил Курт, знаком велев стригу умолкнуть. — Так строилась лояльность, пресекались слухи и исключалась возможность, что кто-то сдаст всю вашу теплую компанию. Всех буянов и недовольных — в Предел или на вертел, а более сговорчивых просто приводили на эту «трапезу» и давали выбор: или так, или будешь следующим. Я верно понимаю суть процесса, Йенс?
— Заметьте, майстер инквизитор, они выбирали правильно.
— Дети, — с усилием проговорил Грегор. — Детей вы тоже в это втянули?
— Нет, — поморщился Гейгер. — Дети ненадежны. Они еще не дозрели. Могли проболтаться по глупости.
— Минотавр — это ведь ее работа? Зачем?
— Он был добровольцем, замечу. Рольф сам согласился рискнуть, он знал, что будет первым и случиться может что угодно. Исправление крови, так она это назвала, должно было сотворить новое существо, единое с созданной Господом природой, существо не только могущее осознанно отказаться от животной плоти, но и по новому роду своему не нуждающееся в ней. Новый человек. Но… Превращение пошло не так, и тело и разум Рольфа не вынесли трансформации, он начал метаться, бросился бежать… и умер.