Тьма. Испытание Злом
Шрифт:
Но что скажет отец? Дитмар? Как мачехе смотреть в глаза? Как жить потом самому?
Вдруг вспомнилось ясно, будто вчера было. Няня выносит из родительской спальни что-то пышное, бело-голубое, все в лугрских кружевах. Кладет ему на руки — подержи, да не урони смотри. Откидывает покрывальце, а там внутри — человечек! Крошечный как лягушонок, разве такие бывают? А как же! Нынче народился! Брат!
И его — убить? Собственными руками?
А если этого не сделать — весь мир погрузится во Тьму на веки вечные…
— Бей!!!
— Убей меня!!!
— Бей!!!
Тьма
А Йорген вдруг понял, что устал и ничего больше не хочет. Это не его битва, пусть сражаются другие. «Я трус. Дезертир. Я не справился. Предал. Я так виноват, перед всеми. Но я — не могу!»
— Вставай!!! Сражайся!!! — Фруте красиво, зависнув на миг в воздухе, соскочил с алтаря, и не молния уже, а меч сверкнул в его руках…
— Отстань, — утомленно сказал Йорген и закрыл глаза. — Я не стану с тобой сражаться… — И, обернувшись к спутникам: — Простите…
— Ну что ж! — Жестокое лицо воплощения озарилось торжеством. — Ты сделал свой выбор, брат! Не захотел погибнуть с честью — умри с позором! Да пребудет с нами вечно Тьма.
За спиной отчаянно, не по-человечески взвыла ведьма.
Это был прекрасный меч из арсенала ландлагенара Рюдигера, любовно выкованный мастерами северного Вальдбунда. О том, чтобы брат содержал его в должном порядке, Йорген заботился лично. Сверкающее лезвие легко и глубоко проникло в плоть. «Почти не больно!» — мелькнула мысль. Красная струйка скатилась из угла рта по подбородку. Йорген улыбнулся счастливо — больше ему не надо было ничего решать. Он вышел из игры.
И что было дальше, видеть уже не мог.
Как богентрегер Фруте фон Раух, воплощение Тьмы, вдруг рухнул словно подкошенный, и выражение дикого торжества на его лице сменилось удивлением, а потом ужасом. Как жуткий черный вихрь ворвался, завывая, в пещеру, а трещина в камне озарилась дурным синим сиянием и стала со свистом втягивать в себя его черноту, пока не поглотила всю, без остатка. Как сомкнулась она потом, и на монолитной передней поверхности алтаря, вспыхнув на миг кровавым, проступили выжженные письмена. Как зашевелились спутники, с трудом отдирая свои измученные тела от стены. Как забился, зашелся отчаянным плачем мальчик Фруте. «Она обманула меня! Обманула! — выкрикивал он сквозь слезы. — НЕНАВИЖУ!!!»
Но ничего этого Йорген фон Раух не видел. Потому что умер — так ему показалось. И не ему одному.
Эпилог
— Лежи смирно, что ты возишься?
— Мне больно.
— Где тебе больно?
— В шее. Затекла.
— А, ну это не страшно… Господин Элленгааль, там, в моем мешке, кофта… Вот так. Лучше?
— Лучше. А почему я живой?
— Это Кальпурций. Он ткнул в тебя жезлом.
— И я ожил?
— Ты не успел умереть.
— Но в жезле не было силы, он не светился.
— Было немного. Он напитался, когда ты убивал кларов. Он счел их за людей.
— Ох. Это ужасно.
— Не думай о них… Знаешь, мы с Кальпурцием решили пожениться.
— Да ты что! Наконец-то раскачались!.. В смысле какая радость! Когда?
— Домой вернемся и поженимся. Сразу.
— А он где?
— Дом?
— Кальпурций.
— Я здесь.
— А почему я тебя не вижу?
— Потому что у тебя глаза закрыты.
— А! Ну, я попозже открою.
— Хорошо. Спи.
— Только ты не уходи, ладно?
— Да куда же я уйду? Спи.
… — Рыбу будешь? Мы обедать собираемся.
— Буду. А что с моим Фруте? Вы его… Он умер?
— Нужен он кому — убивать его! В передней пещере сидит, плачет. Не беспокойся, Легивар его стережет на всякий случай.
— Чтобы снова не напал?
— Чтобы не сбежал по глупости. Он не нападет, он больше не одержим. Тьма покинула его тело.
— Слава Девам Небесным! Совсем?
— Йорген, мальчик, я должен тебе это сказать. Твой брат больше не одержим Тьмой, лишен ее силы. Но все, что он сказал тебе вчера… Детские воспоминания, обвинения… Это все было по-настоящему. Он думал так задолго до своего решения стать вместилищем зла. И в Тьму он шел осознанно, движимый ненавистью. Ничего не изменилось, понимаешь?
— Понимаю. Мы так виноваты перед ним, вся наша семья…
— Йорген, друг мой!!! Опомнись! Надо же такое сказать! Если вы и виноваты, так только в том, что в свое время не пороли его как следует розгами! Может, был бы умнее, негодяем не вырос!
— Вот и я о том… Скорее бы его родителям сдать… Он сильно плачет?..
— Переживет!
… — Семиаренс, не могу больше, скажи честно, я все загубил, да? Теперь Тьма будет всегда?
— О господи, мальчик! Нет больше Тьмы. Она ушла.
— Не может быть!!! С чего вдруг?! Я же не смог убить ее воплощение!
— Не смог. Только это нас и спасло. Взгляни на алтарь. Видишь?
— Вижу. Закорючки проступили. Их не было раньше, да?
— Это надпись на языке древних сарамеян. «Недостоин жизни тот мир, где брат идет на брата». В этом суть испытания. Мы этого не понимали раньше… Считали, воплощение должно быть уничтожено — а Тьма только этого и ждала. Если бы ты ударил — конец.
— Девы Небесные, как же все запутано… Скажи, а почему именно мы? Я и Фруте? Мало разве других братьев на свете?
— Не знаю. Может, дело случая. А может, потому что в вас двоих — кровь трех народов… Или им показался забавным такой расклад: обратить светлого во Тьму, противопоставить ему темного от природы и посмотреть, что получится…
— Ну и не было бы ничего хорошего. Если бы Фруте стал убивать вас на моих глазах, я бы не выдержал и убил его… Интересно, почему он не поступил так? Не догадался, что ли? На его месте я… гм…
— Видишь ли, это была бы совсем другая морально-этическая проблема, видно, она ИХ не интересовала.