Тьма. Испытание Злом
Шрифт:
— Да сними ты наконец эту черную хламиду, дурень! Сваришься ведь заживо!
Маг хотел по старой привычке обидеться, но вспомнил, что Йоргена могло уже не быть в живых, умилился и доброму совету внял. Жить сразу стало легче. «Давно бы так!» — подумала Гедвиг Нахтигаль. Хоть и казалось Легивару, что мантия придает его облику внушительности и таинственности, на деле же он смотрелся в ней довольно нелепо. Возможно, под сводами библиотеки или в колдовской лаборатории она выглядела бы органично, но в дальнем походе, измятая до неприличия, облепленная репьями по подолу, как хвост шелудивой собаки, украшением служить
…Должно быть, она думала слишком громко. Потому что следом за ее собственными вдруг пришла в голову совсем другая мысль, восхищенная: «Вот они, женщины! Нам жить, может, всего ничего осталось, а она рассуждает, к лицу бакалавру хламида или не к лицу!» И опять никто не понял, чего это перемигиваются и хихикают ведьма с будущим воплощением Тьмы.
А дальше начался подъем, и тут уж не до мыслей стало — только следи, чтобы не оступиться на крутом склоне, не сорваться со ступени вниз, не то костей не соберешь. А солнце печет, и воздух как кисель, и злая черная птица каркает над головой — откуда взялась? Неделями не видели ни одной, пустым и мертвым, как все вокруг, было небо! И вдруг нате вам напоследок — прилетела вещать беду… Кыш! Кыш, дрянь такая! Нет, не улетает…
…Нутро скалы разверзалось черным жерлом, винтовая лестница, сложенная каменными блоками, уходила внутрь. Там на дне — ужас и гибель, там гнездится вековечное Зло… Они рванули туда с таким воодушевлением, будто внизу их родная бабушка с пирожками ждала! Почему? Прохладой оттуда тянуло! Сыростью и тленом, если называть вещи своими именами. Пусть! Это лучше, чем безумная, испепеляющая жара. Скорее, скорее вниз — и будь что будет!
Была пещера, огромная — целый подземный зал. Дневной свет не мог в нее проникнуть, но сами стены излучали слабое, мертвенное сияние, что-то похожее они видели на тропе в проклятом лесу Айо. Каменный блок прямоугольной формы, высотой в два человеческих роста, стоял точно посередине пространства, узкая сквозная щель шла поперек него…
Семиаренс Элленгааль когда-то видел его целым, этот алтарь Тьмы. Десять лет назад он сам читал проступавшие на камне огненные письмена, это его собственный голос заставил глыбу расколоться пополам, и Тьма вырвалась из трещины, затопила все вокруг… Тогда его сердце трепетало, заходилось от ужаса, а спутники его, ныне покойные, стояли, замерев в молитвенном молчании, сраженные величием этого мрачного места…
Спутники нынешние повалились на пол вокруг алтаря, растянулись блаженно:
— Ах, как хорошо! Ах, как свежо!
А Йорген фон Раух без всякого трепета засунул в трещину палец и спросил с непосредственным любопытством:
— Выходит, оттуда она вылезла, да? — и палец зачем-то лизнул, будто не великого Зла им коснулся, а в муравейнике шарил или в банке с вареньем.
Довольно долго ничего не происходило. Вообще ничего. Просто лежали и отдыхали, поглядывая друг на друга, не воплощается ли сосед, не пора ли браться за мечи? Нет, спокойно, все спокойно…
— Ну что, — соскучившись, подал голос главный претендент на уничтожение, — кто-нибудь уже чувствует в себе Тьму? Я пока нет! Семиаренс, скажи, это всегда так долго? Может, мы что-то неправильно делаем?
Что мог ему ответить альв? Только руками развести. Выпускать Тьму в мир ему приходилось, обратно загонять — нет. Он ни малейшего представления не имел, как это делается. В первый раз все вышло само собой: спустились, увидели алтарь, и письмена проявились на нем… А теперь…
— Не знаю. Я не знаю, что делать.
— Давайте пообедаем, — предложила ведьма.
Прямо на месте, у алтаря Тьмы, привычно расстелила рогожку, собрала на стол: хлеб, рыба… Кальпурций Тиилл потянулся за куском…
— Фу-у! Что такое?!!
Не было в руке куска. Раскис, растекся свежей кровью! Рогожка потемнела на глазах, пропитавшись красным.
— Поесть не получится, — констатировал Йорген. — Началось, что ли?
Он прислушался к себе, надеясь уловить какие-то перемены, но все было по-прежнему. Не чувствовал он Тьму, хоть ты тресни. Но другие этого не знали.
— Йорген, это ты творишь? — сердито осведомился Легивар. — Неужели трудно было подождать пять минут? Дай поесть, а потом воплощайся в собственное удовольствие!
— А при чем тут я? — удивился тот. — Оно само…
— Да при чем тут Йорген?! — раздался вдруг голос откуда-то сверху. Очень, очень знакомый голос — и в то же время чужой. Злое, дикое торжество звенело в нем.
— Фруте?! — вскинул голову ланцтрегер. — Зачем ты туда взгромоздился?
Никто не видел, в какой момент это произошло. Вроде бы только что сидел рядом со всеми и вдруг…
Он стоял на алтаре, прямо над трещиной. Он был страшен. Куда девался хорошенький мальчик с открытым, светлым лицом?! Теперь оно было искажено ненавистью, но не той, что заставляет человека страдать, отдаваясь резкой болью в душе, а той, какую вынашивают и взращивают, холят и лелеют, упиваются ею, получая извращенное удовольствие.
Изменилось не только лицо. От всей фигуры мальчишки исходило кровавое сияние, светлые волосы стояли ореолом вокруг головы, развевались, будто на ветру — как у колдуна в момент высвобождения силы. Но особенно ужасны были глаза — совершенно черные, без белков. Тьма заполнила их. Тьма обрела свое ВОПЛОЩЕНИЕ.
— Это что же? — шептал Семиаренс Элленгааль в смятении. — Это я его привел?! Я сам?!
— Да, ничего не скажешь, светлые альвы — большие мастера бороться с Тьмой! — хмыкнул за спиной бакалавр.
А Йорген фон Раух, ланцтрегер Эрцхольм, казалось, не мог осознать всего ужаса происходящего.
— Фруте, слезай оттуда, — велел он буднично. — Что я родителям скажу?
Да нет, все он, конечно, осознавал не хуже других, просто не знал, как полагается себя вести братьям Тьмы, поэтому вел себя по-старому. К тому же он не видел в происходящем ничего ужасного. Фруте одержим злом — что ж, бывает, он и сам был недавно в схожем положении. Ничего, справился… Враг выбрал самого юного, слабого духом — и вселился. Вот и хорошо. Тем легче его будет изгнать, потому что Фруте воин никакой, равно как и колдун. Что-то даст ему Тьма, но взять от нее много он не сможет. Чистая душа сама отторгает зло, а он еще и альв наполовину. Альвы — светлый народ, Тьма противна самой их природе. Она сделала ошибку, избрала не того. Брата удастся спасти — был уверен Йорген.