Тьма
Шрифт:
Пусть вороны все видят — пальцев-то у них нет, и воспроизвести эти знаки перед своей хозяйкой они не смогут.
Птицы не разумны и услышанного не понимают. Они способны лишь точно воспроизводить звуки.
Мои пальцы двигались далеко не так ловко, как прежде. Втолковать Костоправу, что Длиннотень совершенно переменился и обрел здравомыслие вкупе с решимостью, оказалось непростой задачей.
— Интересно, — пробормотал он, вглядываясь в перевал, где шедшие в авангарде войска князя нарвались на тенеземскую засаду. Дело приняло серьезный оборот. Продвижение колонны
— Так ведь их у него нет, — пробормотал Костоправ, словно прочитав мои мысли. — По-моему, в последнее время ты становишься слишком робким.
Он был облачен в причудливые доспехи Вдоводела, с которыми в последнее время почти не расставался. Так же как и с воронами — редко случалось, чтобы у него на плече не сидела каркуша. Он всегда имел при себе лакомства для пернатых любимцев и, кажется, уже научился их различать.
— Когда мне приходится играть роль, я стараюсь в нее вжиться, — он снова перешел на язык жестов. — Я хочу, чтобы ты нашел Гоблина. Это очень важно.
— Ну и ну! Костоправ вздохнул:
— Я бы и сам этим занялся, да времени нет. Затем он промолвил:
— Этот перевал слишком узок, и всякое наше промедление работает на Могабу.
Свернув в сторону. Костоправ зашагал к голове застопорившейся колонны. Прабриндраха Драха явно ожидала выволочка, как какого-нибудь новобранца.
Неожиданно Старик обернулся и спросил:
— Где твои родственнички, Мурген? Где они? Что затевают? Он использовал разговорный таглианский, явно давая понять, что ему наплевать, слышит ли его Тай Дэй. Или даже специально, чтобы тот его понял.
— Не знаю. Не видел я их.
Я глянул на Тай Дэя, но он только покачал головой.
— Может, они решили вернуться домой?
— Не думаю. Тогда и все прочие увязались бы следом, разве не так?
Я не был в этом уверен, но спорить с Костоправом не стал. Не имело смысла. Рядом с нюень бао он всегда будет чувствовать себя неуютно. Я ушел, обещая, что дам ему знать, если что-то выясню. Возвращаясь к фургону Одноглазого, я натолкнулся на Дрему.
— Привет, приятель. Как дела?
Я не видел его с той самой ночи в Таглиосе, когда дал ему поручение. Он работал в паре с Бадьей, помогая готовить особые отряды. Вымотался бедолага изрядно, но все же, на мой взгляд, еще не повзрослел настолько, чтобы считаться заправским солдатом.
— Я устал, голоден и начинаю подумывать, действительно ли паскудство моих дядюшек было столь уж велико, чтобы сменить его на эту хренову службу?
Про всякого пережившего все, что пережил Дрема, и сохранившего при этом чувство юмора, можно было сказать, что с этим парнем все в порядке. Интересно, вернется ли он назад, чтобы покончить с ними? Мне это представлялось сомнительным. Но в рамках этой причудливой южной культуры такого рода вещи казались приемлемыми.
— Ты еще не разговаривал с Капитаном? — спросил Дрема.
— Да я только тем и занимаюсь, что толкую с ним о том о сем. Я
— Я имел в виду… Не говорил ли ты о должности Знаменосца? Помнится, ты намекал, что может быть…
Нетерпение паренька меня потешало. Ежели тебя назначают Знаменосцем, значит, командиры считают, что у тебя большое будущее. Знаменосец нередко становится Летописцем. Летописцу, поскольку он вечно отирается около начальства и в курсе всего происходящего, — прямая дорога в Лейтенанты. Лейтенант же почти всегда становится Капитаном, как только открывается вакансия.
Случай с Костоправом был некоторым отступлением от эпической традиции. Его избрали Капитаном, когда в Отряде оставалось всего семеро братьев и никто другой не обладал достаточными познаниями, да и просто не взялся бы за эту работенку.
— Я ему намекал. И он не ответил «нет». Скорее всего, окончательное решение будет оставлено за мной. А это значит, что все произойдет не так быстро, как бы тебе хотелось. Как раз сейчас нам приходится трубить по двадцать часов в сутки, и у тебя просто нет времени чему-нибудь учиться.
— Да мы почитай, что ничего не делаем, — запротестовал Дрема. — Я мог бы просто отираться возле тебя да приглядываться…
Наш разговор прервал зычный голос Бадьи, призывавшего Дрему пошевелить задницей и не отлынивать от работы.
— Желаю удачи, малыш, — сказал я ему. — И не торопись ты так. Бери пример с меня, с того, как я поступаю с Летописями. Потерпи до осады. Вот уж когда времени будет в избытке, в том числе и на то, чтобы выучиться читать и писать.
— А я и так учусь. Хочешь верь, хочешь нет, но я уже знаю пятьдесят три обычных знака. А различаю почти все, письменный таглианский весьма сложен. Мало того что в обычном алфавите больше ста знаков, так гуннитские жрецы используют еще и сорок два знака Высокого стиля. Многие знаки идентичны по значению и звучанию, но имеют особый иерархический смысл, а иерархия значит для гуннитов очень и очень много.
— Продолжай в том же духе, — велел я Дреме, — с такой настырностью ты непременно добьешься своего.
— Спасибо, Мурген.
Паренек устремился вверх по склону, проскальзывая в, тесной толчее, словно был смазан салом.
— Вот уж не за что, — пробормотал я себе под нос. — В большинстве своем Знаменосцы вовсе не так удачливы, как я. Не та работенка, которая продлевает жизнь.
Приметив Госпожу, как всегда окруженную ее почитателями и теми из наров, кто не изменил Отряду, я направился в ее сторону.
Глава 36
Люди расступались, давая мне дорогу. Такое случается, если человек считает, что от него зависит, какое место он займет в истории: будет восславлен или заклеймен позором. Благодаря усилиям Костоправа все в Отряде признавали значение Летописей.
Госпожа огляделась по сторонам, и на ее обычно бесстрастном лице промелькнула досада.
— Похоже, — заметил я, — нас задержат здесь до тех пор, пока Бадья и его парни не убедят людей Могабы в том, что погода испортилась и им пора по домам.