Тьма
Шрифт:
Упорно подыскивая подходящий момент, я выбрал время, когда она творила полуденную молитву, и, задержавшись на уровне ее глаз, напряг всю свою волю.
— Сари. Я здесь. Я люблю тебя. Они солгали. Сари жалобно всхлипнула. В какой-то миг она, казалось, смотрела мне прямо в глаза. Словно увидела меня. Затем она вскочила и в испуге выбежала из кельи.
Глава 41
Одноглазый лупасил меня по щекам, покуда я не пришел в себя и не заорал:
— А ну, кончай, коротышка дерьмовый! — Вся физиономия болела. Интересно, много ли я получил оплеух? — Я здесь. Ты что, взбесился? В чем проблема?
— Уж больно ты много орал. Малец. И ежели орал на языке, понятном твоим родственничкам, то дерьма тебе не расхлебать. А ну, встряхнись. Возьми себя в руки.
Так я и поступил. В нашем деле, коли хочешь жить, умей владеть своими чувствами. Но сердце мое продолжало колотиться, и мысли крутились в голове с бешеной скоростью. Меня трясло, словно в лихорадке. Одноглазый поднес здоровенную плошку воды. Я осушил ее.
— Тут есть и моя вина, — признался колдун. — Я отлучился, потому как не ожидал, что ты пробудешь там так долго. Полагал, что ты вызнаешь, что к чему, и тут же притащишь свою задницу назад, обсудить, что мы планируем предпринять по этому поводу.
— А что ты планируешь предпринять? — буркнул я.
— Ни хрена, вот что. По-моему, Старик просто решил пустить это дело на самотек и держать ухо востро до тех пор, пока не решит, что тебе следует знать.
— Он ничего не собирался мне рассказать? Одноглазый пожал плечами. Видимо, этот жест означал, что моя догадка верна.
Костоправ рад был моему браку не больше, чем соплеменники Сари. Ублюдок!
— Я должен его увидеть.
— Он сам захочет тебя увидеть. Когда ты возьмешь себя в руки.
Я заскрежетал зубами.
— Ты дашь мне знать, когда перестанешь трястись, дергаться и визжать.
— Что? Слушай ты, коротышка дерьмовый. Как вы можете не позволять мне?..
— Дай мне знать, когда перестанешь трястись, визжать и дергаться.
— Коротышка дерьмовый… — Ярость моя постепенно иссякала. Я слишком долго пробыл в мире духов, и мне нужно было поесть. До разговора с Костоправом…
— Ты готов к разговору? — спросил Костоправ. — Трястись, дергаться, и визжать не будешь?
— Вы что, ребята, затвердили этот припев, пока я блуждал с духом?
— Что затеяли твои родственнички, Мурген?
— Ни хрена я об этом не знаю. Но очень хотел бы сунуть дядюшку Доя пятками в огонь и выяснить.
Костоправ пил чай. Таглианцы — большие любители почаевничать. Здешние тенеземцы — еще большие. Он отпил маленький глоток.
— Хочешь чайку?
— Угу.
Мне было необходимо попить.
— Подумай вот о чем. Положим, мы ни с того ни с сего начнем расспрашивать его насчет всей этой истории. Как полагаешь, нюень бао и все прочие, кто толчется вокруг, не задумаются о том, как ты узнал, что тебя одурачили? О том, что происходит в восьмистах милях отсюда?
— А мне плевать…
— То-то и оно. Думаешь только о себе. Но все, что сделаешь ты, затронет каждого члена нашего Отряда. Может затронуть каждого перевалившего эти горы. Может повлиять на ход этой войны.
Мне было очень больно, и я хотел отмести его доводы. Я хотел причинять боль сам. Но не мог. Прошло достаточно времени для того, чтобы наконец заговорил рассудок. Я проглотил рвавшиеся наружу гневные слова. Запил их чаем. Подумал. И сказал:
— Ты прав. Что же нам делать?
Костоправ налил мне еще чаю.
— Думаю, ничего. Думаю, пусть все идет как раньше. А мы будем караулить, словно паук в своей паутине. Думаю, пока только нам троим известно, какими возможностями мы обладаем, никому другому узнавать об этом не обязательно.
Я согласно буркнул. И отхлебнул чаю.
— Она думает, что меня нет в живых. Вся ее нынешняя жизнь целиком основана на этой лжи.
Костоправ поворошил уголья. Заглянул в свой мешочек с чаем. Вместо него заговорил Одноглазый.
— Ага. А я ведь думал, что ты знаком с книгой Летописей, написанной женщиной Капитана.
Он ухмыльнулся, показав два недостающих зуба.
— Верно. Просто продолжать вести себя разумно. И не забивать башку дерьмом.
— Меня осенило. Малец. Потопали-ка обратно в фургон. На днях я кое-что обнаружил. Глядишь, это тебя заинтересует.
— Вы, ребята, только далеко не сматывайтесь, — сказал Костоправ. — Сейчас у нас тут народу достаточно, так что пора напомнить о себе Длиннотени.
— Само собой, — проворчал Одноглазый, вылезая из-под полога. — Он просто не может оставить это дерьмо в покое. Я нырнул под полог за ним. Он продолжал:
— Мы могли бы проторчать здесь еще сто лет, никого не трогая. Создать собственное хреновое королевство. Так ведь нет! Ему непременно надо… — Он осекся и оглянулся — мы еще находились в пределах слышимости Старика. Ладно, хватит об этом дерьме. Ты никогда ничего не говорил мне о Гоблине.
— А что говорить-то?
— Ты знал, где он находится все это время, разве не так? Он не умер, и ни хрена с ним не сделалось. Ты болтался с Копченым, выполняя приказы Костоправа, и нашел этого бесполезного, дерьмового коротышку.
Я промолчал.
Гоблин все еще находился там со своими парнями и, наверное, продолжал свою миссию. Которая, очевидно, все еще оставалась секретной.
— Ха! Я в точку попал. Врун из тебя дерьмовый. Малец. Где он? Я имею право знать.
— Ты не прав, — возразил я. — Знать не знаю, где он. Не знаю, жив ли.
Последнего я в настоящий момент и вправду не знал.
— Что ты имеешь в виду?
— У меня что, каша во рту? Ты оставался с Копченым целый месяц. Ты дерьмовый коротышка, который бездельничал в горах, пока я здесь уворачивался от Теней да избегал тенеземских засад.