То, что мы оставили позади
Шрифт:
Я схватил кувалду.
— Иногда лучше самому испачкать руки. И под этим я подразумеваю свои руки, а не твои.
Он поднял с пола фургона почти двухметровый рулон материала.
— Я не могу оставить всё удовольствие тебе. Кроме того, если нас поймают, твои страшные адвокаты вытащат меня прежде, чем моя задница коснётся скамьи подсудимых.
Я был странно тронут.
Затем раздражённо вздохнул.
— Ладно. Давай поиграем с огнём, — я не стал дожидаться ответа и направился
— На моей прошлой работе никогда не было так весело, — восторженно прошептал Нолан у меня за спиной.
***
— Ты опоздал, — объявила Карен, открывая дверь с притворным материнским разочарованием.
Я наклонился и поцеловал её в щёку. Я опоздал и вымотался, но месть притупила ярость. Теперь я был почти весёлым. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз пачкал руки.
— Прошу прощения. Возникла ситуация, с которой мне нужно было разобраться, — объяснил я, снимая пальто.
— Хм, ты опоздал, от тебя пахнет бензином и дымом, и твоё пальто порвано, — заметила она, когда я вешал его на вешалку у двери.
— Вот и все причины, по которым я не отказался бы от большого бокала того посредственного вина, которое ты обещала.
Взрыв произошёл немного раньше, чем ожидалось. Восторженное «Ух ты ж ёб твою мать!», вырвавшееся у Нолана, до сих пор звенело у меня в ушах.
Нокс гордился бы мной. Нэш был бы в ярости. Что касается меня, я начинал ценить Нолана больше, чем просто как приспешника.
— Следуй за мной, мой дорогой, — сказала Карен, направляясь на кухню.
Квартира была совсем не похожа на их семейный дом в Нокемауте. Я выбрал её из-за близости к больнице, а не из-за преимуществ в интерьере. Но за те два года, что они прожили здесь, Карен сумела превратить помещение с белыми стенами и «чистым листом» в уютный дом.
Как всегда, моё внимание привлекла большая фотография в рамке, на которой были запечатлены Саймон, Слоан и я в тот день, когда Слоан получала водительские права. Хотя на этот раз, помимо обычного чувства сожаления, я испытал ещё и удар под дых.
Саймон не ждал меня на кухне, как было на протяжении многих лет моей жизни. Я не знал, как Карен удавалось оставаться здесь, окружённой воспоминаниями о жизни, которую она никогда не сможет вернуть.
Она была босой, одетой в повседневные леггинсы и безразмерный свитер. Её волосы были убраны с лица широким ободком с узором в «огурчик».
Мне нравилось, что у Уолтонов не было формальностей. Женщины, с которыми я встречался, пусть и недолго, никогда не выходили на люди без макияжа, идеально уложенных волос и гардероба, готового для похода на симфонический оркестр, в Париж или на благотворительный вечер.
— Ты садись. Я налью, — настояла Карен,
Я выдвинул стул, обитый вельветом мандаринового цвета, и потянулся за тарелкой с закусками. В кладовой Карен Уолтон всегда лежала банка моего любимого копчёного миндаля. Она запасала его вместе с любимыми хлопьями Мэйв и рутбиром Слоан, как будто я тоже был членом их семьи.
— Каково это — вернуться? — спросил я.
Она подвинула ко мне бокал с вином и взяла свой собственный.
— Ужасно. Хорошо. Гнетуще. Успокаивающе. Нескончаемое страдание. Облегчение. Ну, знаешь, как обычно.
— Мы могли бы перенести встречу, — сказал я.
Карен выдавила из себя жалостливую улыбку и направилась к духовке.
— Милый, когда же ты поймёшь, что иногда одиночество — это последнее, что тебе нужно?
— Никогда.
Она фыркнула и открыла дверцу духовки, наполнив комнату ароматом магазинной пиццы.
Я встал со стула и обошёл столик, чтобы отодвинуть её с дороги.
— Ты бери салат, а я нарежу пиццу. Ты всегда режешь её криво, — поддразнил я. Кроме того, она вечно забывала смыть сыр с ножа для резки пиццы, и в результате получалось застывшее месиво, требующее нешуточных усилий.
Она протянула мне посуду.
— Совместная работа — это работа мечты.
Мы оба замерли. Я несколько сотен тысяч раз слышал эту фразу на кухне Уолтонов, в основном от Саймона, когда они с Карен вместе готовили еду.
Я не знал, куда смотреть. Выражение неприкрытого горя, промелькнувшее на её лице, было подобно удару ножа в моё сердце. Я оказался не подготовлен к тому, чтобы справляться с подобными эмоциями. Я разбирался с проблемами, предлагал решения. Я не переживал личную потерю вместе с кем-то, как бы сильно я его ни любил.
Карен была мне больше матерью, чем моя собственная. А Саймон был таким отцом, которого мне хотелось бы заслуживать.
Она прочистила горло и придала своему хорошенькому личику жизнерадостное выражение.
— Давай мы просто на какое-то время притворимся, что всё нормально? — предложила она.
— Отлично. Но не думай, что я позволю тебе выиграть в рамми только потому, что ты теперь вдова, — предупредил я.
Смех Карен совсем не походил на смех Слоан. От этого громкого, радостного хохота у меня в груди становилось тепло и светло. Гортанная усмешка Слоан ударяла меня прямо под дых.
Я представил, как она сидит напротив меня за столом и улыбается мне, как будто мы не отравляем друг друга.