Читая шинельную одуО свойствах огромной страны,Меняющей быт и погодуРаз сто до китайской стены,Представил я реки, речушки,Пустыни и Берингов лед —Все то, что зовется: от КушкиДо Карских студеных Ворот.Как много от слова до словаПространства, тоски и судьбы!Как ветра и снега от ЛьвоваДо Обской холодной губы.Так вот что стоит за плечамиИ дышит в затылок, как зверь,Когда ледяными ночамиНе спишь и косишься на дверь.Большая удача – родитьсяВ такой беспримерной стране.Воистину есть чем гордиться,Вперяясь в просторы в окне.Но силы нужны и отвагаСидеть под таким сквозняком!И вся-то защита – бумагаДа лампа над тесным столом.
Буквы
В
латинском шрифте, видим мы,Сказались римские холмыИ средиземных волн барашки,Игра чешуек и колец.Как бы ползут стада овец,Пастух вино сосет из фляжки.Зато грузинский алфавитНа черепки мечом разбитИль сам упал с высокой полки.Чуть дрогнет утренний туман —Илья, Паоло, ТицианСбирают круглые осколки.А в русских буквах «же» и «ша»Живет размашисто душа,Метет метель, шумя и пенясь.В кафтане бойкий ямщичок,Удал, хмелен и краснощек,Лошадкой правит, подбоченясь.А вот немецкая печать,Так трудно буквы различать,Как будто марбургские крыши.Густая готика строки.Ночные окрики, шаги.Не разбудить бы! Тише! тише!Летит еврейское письмо.Куда? – Не ведает само,Слова написаны, как ноты.Скорее скрипочку хватай,К щеке платочек прижимай,Не плачь, играй… Ну что ты? Что ты?
«И если в ад я попаду…»
И если в ад я попаду,Есть наказание в адуИ для меня: не лед, не пламя!Мгновенья те, когда я могРискнуть, но стыл и тер висок,Опять пройдут перед глазами.Все счастье, сколько упустил,В саду, в лесу и у перил,В пути, в гостях и темном море…Есть казнь в аду таким, как я:То рай прошедшего житья,Тоска о смертном недоборе.
«Скатерть, радость, благодать!..»
Скатерть, радость, благодать!За обедом с проволочкойПод столом люблю сгибатьКрай ее с машинной строчкой.Боже мой! Еще живу!Все могу еще потрогатьИ каемку, и канву,И на стол поставить локоть!Угол скатерти в горсти.Даже если это слабость,О бессмыслица, блести!не кончайся, скатерть, радость!
Письмо
1974
«Эти вечные счеты, расчеты, долги…»
Эти вечные счеты, расчеты, долгиИ подсчеты, подсчеты.Испещренные цифрами черновики.Наши гении, мученики, должники.Рифмы, рядом – расходы.То ли в карты играл? То ли в долг занимал?Было пасмурно, осень.Век железный – зато и презренный металл.Или рощу сажал и считал, и считал,Сколько высадил елей и сосен?Эта жизнь так нелепо и быстро течет!Покажи, от чего начинать нам отсчет,Чтоб не сделать ошибки?Стих от прозы не бегает, наоборот!Свет осенний и зыбкий.Под высокими окнами, бурей гоним,Мчится клен, и высоко взлетают над нимМедных листьев тройчатки.К этим сотням и тысячам круглым твоимПриплюсуем десятки.Снова дикая кошка бежит по пятам,Приближается время платить по счетам,Всё страшней ее взгляды:Забегает вперед, прижимает к кустам —И не будет пощады.Все равно эта жизнь и в конце хороша,И в долгах, и в слезах, потому что свежа!И послушная рифма,Выбегая на зов, и легка, как душа,И точна, точно цифра!
«Снег подлетает к ночному окну…»
Снег подлетает к ночному окну,Вьюга дымится.Как мы с тобой угадали страну,Где нам родиться!Вьюжная. Ватная. Снежная вся.Давит на плечи.Но и представить другую нельзяШубу, полегче.Гоголь из Рима нам пишет письмо,Как виноватый.Бритвой почтовое смотрит клеймоПродолговатой.Но и представить другое нельзяПоле, поуже.Доблести, подлости, горе, семья,Зимы и дружбы.И англичанин, что к нам заходил,Строгий, как вымпел,Не понимал ничего, говорилГлупости, выпив.Как на дитя, мы тогда на негоС грустью смотрели.И доставали плеча твоегоКрылья метели.
Сон
Я ли свой не знаю город?Дождь пошел. Я поднял ворот.Сел в трамвай полупустой.От дороги ТурухтаннойПо Кронштадтской… вид туманный…Стачек, Трефолева… стой!Как по плоскости наклонной,Мимо темной Оборонной.Все смешалось… не понять…Вдруг трамвай свернул куда-то,Мост, канал, большого садаТемень, мост, канал опять.Ничего не понимаю!Слева тучу обгоняю,Справа в тень ее вхожу,Вижу пасмурную воду,Зелень, темную с исподу,Возвращаюсь и кружу.Чья ловушка и причуда?Мне не выбраться отсюда!Где Фонтанка? Где Нева?Если это чья-то шутка,Почему мне стало жуткоИ слабеет голова?Этот сад меня пугает,Этот мост не так мелькает,И вода не так бежит,И трамвайный бег бесстрастныйПриобрел уклон опасный,И рука моя дрожит.Вид у нас какой-то сирый.Где другие пассажиры?Было ж несколько старух!Никого в трамвае нету.Мы похожи на комету,И вожатый слеп и глух.Вровень с нами мчатся рядомВсе, кому мы были радыВ прежней жизни дорогой.Блещут слезы их живые,Словно капли дождевые.Плачут, машут нам рукой.Им не видно за дождями,Сколько встало между намиУлиц, улочек и рек.Так привозят в парк трамвайныйНе заснувшего случайно,А уснувшего навек.
«Человек привыкает…»
Человек привыкаетКо всему, ко всему.Что ни год получаетПо письму, по письму.Это в белом конвертеЕму пишет зима.Обещанье бессмертья —Содержанье письма.Как красив ее почерк!Не сказать никому.Он читает листочекИ не верит ему.Зимним холодом дышитУ реки, у пруда.И в ответ ей не пишетНикогда, никогда.
«Конверт какой-то странный, странный…»
Конверт какой-то странный, странный,Как будто даже самодельный,И штемпель смазанный, туманный,С пометкой давности недельной,И марка странная, пустая,Размытый образ захолустья:Ни президента Уругвая,Ни Темзы, – так, какой-то кустик.И буква к букве так теснятся,Что почерк явно засекречен.Внизу, как можно догадаться,Обратный адрес не помечен.Тихонько рву конверт по краюИ на листе бумаги плотномС трудом по-русски разбираюСлова в смятенье безотчетном.«Мы здесь собрались кругом теснымТебя заверить в знак вниманьяВ размытом нашем, повсеместном,Ослабленном существованье.Когда ночами (бред какой-то!)Воюет ветер с темным садом,О всех не скажем, но с тобой-то,Молчи, не вздрагивай, мы рядом.Не спи же, вглядывайся зорче,Нас различай поодиночке».И дальше почерк неразборчив,Я пропускаю две-три строчки.«Прощай! Чернила наши блеклы,А почта наша ненадежна,И так в саду листва намокла,Что шага сделать невозможно».
ЛАВР
А. Битову
Не помнит лавр вечнозеленый,Что Дафной был и бог влюбленныйЕго преследовал тогда;К его листве остроконечнойПодносит руку первый встречныйИ мнет, не ведая стыда.Не помнит лавр вечнозеленый,И ты не помнишь, утомленныйПутем в Батум из Кобулет,Что кустик этот глянцевитый,Цветами желтыми увитый,Еще Овидием воспет.Выходит дождик из тумана,Несет дымком из ресторана,И Гоги в белом пиджакеНе помнит, сдал с десятки сдачуИль нет… а лавр в окне маячит…А сдача – вот она, в руке.Какая долгая разлука!И блекнет память, и подругаЗабыла друга своего,И ветвь безжизненно упала,И море плещется устало,Никто не помнит ничего.
«Ну прощай, прощай до завтра…»
Ну прощай, прощай до завтра,Послезавтра, до зимы.Ну прощай, прощай до марта.Зиму порознь встретим мы.Порознь встретим и проводим.Ну прощай до лучших дней.До весны. Глаза отводим.До весны. Еще поздней.Ну прощай, прощай до лета.Что ж перчатку теребить?Ну прощай до как-то, где-то,До когда-то, может быть.Что ж тянуть, стоять в передней.Да и можно ль быть точней?До черты прощай последней,До смертельной. И за ней.
