То самое чувство
Шрифт:
Высушиваю волосы полотенцем, заматываю их в него жгутом и надеваю любимую пижаму. Брючная розово-серая с милахой медвежонком, она мне давно коротка - это уже не штаны, а бриджи, - но менять на другую наотрез отказываюсь. И родители, и бабушки-дедушки, и даже подруги, которым доводилось видеть меня в пижаме, дарили мне новую, ошибочно полагая, что она мне нужна, но я упрямо ношу свою старенькую. Спать я в ней все равно не сплю, используя, скорее, как банный халат или домашнюю одежду.
Заходя в комнату, слышу приглушенную мелодию звонка на телефоне, привычно покоящемся под подушкой. Мысленно удивляюсь, кто может звонить в столь позднее время, и с любопытством смотрю на дисплей - Вика. Удивление усиливается - за два с половиной года тесного общения ночью она еще никогда мне не звонила.
– Алло, - говорю почти шепотом - Алиска не услышит, но вот родители могут вполне, пусть и из другой комнаты. Звукоизоляция в новых домах так себе.
На том конце слышу громкую музыку, гулкий шум на ее фоне и чьи-то рыдания.
– Кииииир, - всхлипывает Вика в трубку, едва не оглушая меня.
– Кир, что мне делать? Как он мог, Кир?
– Кто мог? Что случилось?
– из-за шума в ухе и беспокойства за ревущую подругу, я машинально повышаю голос.
– Я же… - рыдания.
– А он пришел и… - снова рыдания.
– Даже не разобрался. Я же ничего… вообще!
– Вика, - я начинаю терять терпение, - если ты хочешь, чтобы я что-нибудь поняла, прекрати ныть и говори по существу.
– Можно я приеду к тебе?
– подавив судорожные всхлипывания, спрашивает она наконец.
– Куда ко мне?
– опешиваю я.
– Домой? Ты на часы смотрела? Уже ночь вообще-то, и у меня все спят.
– Пожалуйста, Кир. Мне некуда идти. Меня отец из дома выгнал. Опять сорвался и… - она снова начинает рыдать.
Я понимаю, что значит "опять сорвался" - отец Вики военный подполковник с жесткой внутренней дисциплиной иногда сходил с катушек и на некоторое время уходил в себя, но не один, а в компании со старым добрым Джеком. Для меня это всегда было дикостью. Мы все знали Свяжина Всеволода как красивого статного мужика, образованного и ориентированного на молодежь - с Викой и ее младшим братом он всегда вел себя на равных. Сильно не баловал, но и в ежовых рукавицах не держал, позволяя больше, чем обычно позволяют родители подросткам, включая моих. И в то, что время от времени этот идеальный мужчина и отец может так опускаться, поверить было трудно. Это случалось нечасто, но все же регулярно, и в такие дни Вику мне было искренне жаль. Хотя она чаще всего относилась к этому философски и даже умудрялась извлекать из отцовых запоев выгоду для себя. Он давал ей деньги и забывал об этом, на несколько дней они с братом были предоставлены сами себе, и, приходя в себя, отец первое время чувствовал себя виноватым и ни в чем им не отказывал.
Поэтому я крайне удивлена, что он мог выгнать дочь из дома и даже не сразу ей верю.
– Как это выгнал?
– Ну как выгоняют? Вытолкал за дверь, - моя непонятливость выводит одноклассницу из себя и она даже перестает рыдать.
– А ты где?
– В такси еду. Я уже вообще-то в твоем районе. Говори адрес.
Ошарашенная ее напором, я не возмущаюсь и не возражаю, послушно назвав ей свой адрес, Вика повторяет его за мной, видимо, для водителя, и через минуту сообщает:
– Будем через шесть минут. Захвати деньги, не знаю, на сколько я тут наездила, - и обрывает разговор.
Пару минут я в замешательстве стою посреди своей комнаты, потом резко отмираю и бегу в спальню родителей. Подхожу к широкой кровати с маминой стороны - такие вопросы нужно решать только с ней - и тихо зову ее.
Шепотом в двух словах обрисовываю ситуацию и прошу разрешения для подружки горемычной переночевать у нас. Мама не скрывает своего удивления и недовольства, но со словами "Не оставлю же я ребенка на улице" дает свое согласие и идет вместе со мной в гостиную устроить для Вики спальное место.
– Мам, дай, пожалуйста, денег таксисту заплатить. У Вики может не хватить.
Денег она дает, и я тороплюсь встречать временную беженку.
Такси уже стоит у подъезда пассажирской дверью к входу. Я выбегаю на улицу.
– Двести рублей дай, - открывая забрызганную грязью дверь "Соляриса", требует зареванная подруга и, расплатившись с таксистом, выходит.
И
В квартиру она заходит тихо, даже перестает на время стенать и хлюпать носом, здоровается с мамой и по ее совету, снабженная полотенцем, покорно идет в ванную. Мама просит меня сильно не шуметь, не засиживаться до утра и уходит. Я иду на кухню, собираясь согреть для нас чай - сама собираюсь выпить несладкий кофе, - но при моем появлении чайник, щелкнув, выключается. А на столе стоят бутерброды и печенья - мама уже позаботилась обо всем. Недолго думая, наливаю кофе для нас обеих и жду появления Вики. Она не задерживается в ванной, но выходит с чистым лицом и забранными в хвост волосами.
– Теперь хоть на человека похожа, - говорю я, закрывая за ней дверь.
И, расценивая это как сигнал, Вика возобновляет свои рыдания. Но, к счастью, на более приемлемом уровне громкости.
– Рассказывай, что такое могло случиться, что довело тебя до слез и до меня.
Вику долго уговаривать не надо - пожаловаться на жизнь ее любимое занятие. Были бы желающие послушать. Проявляя чудеса терпения и сострадания, где-то через час рассказов, перемежающихся плачем и регулярными сморканиями - запас бумажных полотенец нам придется пополнять - я, наконец, узнаю, что всему виной снова противный Владик. Для меня противный, не для нее. Он с друзьями как нельзя некстати появился в баре, в котором Вика по обыкновению охмуряла очередного пацика ради халявной выпивки. И как раз расположилась у него на коленках, когда в баре и появилась компания Владика. Сам он ее не заметил, но друзья его оказались более глазастыми и указали парню на творящиеся непотребства. Не знаю, считал ли он Вику своей девушкой, но представшая перед ним сцена ему не понравилась, что вылилось в нелицеприятные высказывания в адрес Вики, ее матери и прочих предков женского рода и даже в активные действия руками. Не побил, конечно, но с чужих колен невежливо сдернул, бутылку из рук вырвал и "вообще вел себя не по-джентельменски". Услышав это замечание, я едва с табурета не упала - где Владик и где джентльменство?
– А главное, я же ничего такого не делала!
– в процессе повествования рыдать она перестала, сменив слезы на негодование и возмущение несправедливым обращением.
– Ну подумаешь, на коленки села, так это потому что все стулья у бара были заняты. Не стоя же мне пить!
Я только глаза округляю от столь вопиющей подмены понятий. Но роль оскорбленной невинности, надо признать, удается ей совсем неплохо. Не Оскар, конечно - Вика совершенно не его формат, - но на какую-нибудь Тэфи она вполне может претендовать.
– Шалавой обозвал… Да я… - она машет рукой.
– А еще орал, что я алкоголичка, прикинь! Да я всего один глоток пива - да ну какое пиво, газировка, - она со стуком ставит на стол чашку, расплескивая остывший чай.
– Всего один раз глотнуть успела, когда он со своими шестерками в бар завалился. Кто, блин, их звал? То неделями не появляется, то приперся, когда не надо. Пусть теперь ко мне даже не подходит - хватит, надоел, диктатор доморощенный!
Этот репертуар был мне знаком, Владик надоедал ей не реже раза в месяц - чаще они вряд ли виделись. Он действительно часто пропадал, не предупреждая, и во время своих отлучек не звонил и на Викины попытки с ним связаться никак не реагировал. Она терзала его телефон звонками и сообщениями, искала его по знакомым местам, по друзьям, бывало, что и караулила возле дома, но поймать его ей ни разу не удалось. И побегав так за ним несколько дней, она неизменно заявляла, что устала, что она не девочка на побегушках, и что Владик может валить в пеший поход по известному направлению. Но он снова возникал на ее пороге, и она его принимала, сияя от счастья и начисто забыв все свои недавние клятвы.