Точка Боркманна

Нессер Хокан

– Вы знакомы с Эрнстом Симмелем и Хайнцем Эггерсом?

Доктор вздрогнул:

– С кем? С двумя другими? Нет, разумеется, не знаком. Не понимаю, почему…

– В том, что касается самого Рюме, – прервал его комиссар. – Вы видите какую-нибудь связь между ним и двумя другими?

Доктор Мейесе достал из кармана платок и вытер лоб.

– Нет, – произнес он наконец. – Само собой, я думал об этом, но не нашел ни малейшей связи.

Ван Вейтерен вздохнул и снова посмотрел в окно. Размышляя, есть ли у него еще вопросы к этому молодому доктору,

он начал рассеянно следить глазами за тремя фигурами, которые медленно приближались к дому от теплиц… мужчина и женщина, идущие с двух сторон от сгорбленной фигуры, поддерживая ее, – видно было, что это особа женского пола. Она волочила ноги по дорожке, и иногда казалось, что сопровождающие приподнимают ее над землей и несут вперед. Внезапно Ван Вейтерен осознал, что мужчина ему знаком. Высокая сухощавая фигура, пышные темные волосы… без сомнения, доктор Мандрейн. Еще некоторое время он разглядывал это трио, потом обернулся к доктору Мейесе:

– Что здесь делает доктор Мандрейн?

– Доктор Мандрейн?

Ван Вейтерен указал пальцем.

– А… Мандрейн. Это его родственница. Племянница, если я правильно помню. Бригитте Керр. Одна из наших самых новых постояльцев. Попала к нам всего месяц назад, бедная девочка.

– Что с ней такое?

Доктор развел руки в извиняющемся жесте:

– Сожалею. Боюсь, я не имею права рассказывать некоторые обстоятельства. Мы связаны обязательством сохранять профессиональную тайну, и не только по отношению…

– Чушь, – прервал его Ван Вейтерен. – Естественно, у меня нет при себе соответствующих бумаг, но освободить вас от профессиональной тайны – всего лишь вопрос времени. Позвольте напомнить, что мы занимаемся расследованием убийства.

Мейесе колебался.

– Намекните хотя бы, этого достаточно, – сказал Ван Вейтерен. – Например, это как-то связано с наркотиками?

Доктор посмотрел в потолок.

– Да, – ответил он. – Очень даже связано. Но она не в моей группе, так что мне мало что известно.

Некоторое время комиссар сидел молча. Потом посмотрел на часы и поднялся.

– Большое спасибо, – сказал он. – Теперь я намерен переговорить с фрёкен Линке. Однако позвольте последний вопрос?

– Разумеется, – сказал Мейесе. Он откинулся на стуле и снова улыбнулся.

Ван Вейтерен выдержал эффектную паузу.

– Как вы думаете, кто убил Мориса Рюме?

Улыбка исчезла с лица доктора.

– Что? – изумился доктор. – Кто убил?.. Не имею ни малейшего понятия. Будь у меня хоть какие догадки о том, кто такой Палач, я давным-давно уведомил бы об этом полицию!

– Само собой, – сказал Ван Вейтерен. – Простите, что занял ваше время.

«У этого места удивительная способность притягивать к себе людей», – подумал он, оставив в покое доктора Мейесе и отправившись на поиски кабинета Беатрис Линке. Сколько людей, с которыми ему довелось столкнуться в этом городе, так или иначе соприкасались с этим унылым учреждением.

Он начал было подсчитывать, но потом увидел в коридоре фрёкен Линке и решил оставить изучение этого вопроса до другого случая.

Час спустя, выезжая с парковки, Ван Вейтерен размышлял над тем, каковы его впечатления о ней – о красавице Беатрис Линке. И правда ли то, что она утверждала, – что ее отношения с Морисом Рюме строились на самом прочном и надежном фундаменте – уважении, честности и любви?

«Во всяком случае, звучит красиво», – подумал он и стал вспоминать свой собственный неудавшийся брак.

Но едва в мозгу всплыло имя Ренаты, на машину обрушился ливень, и Ван Вейтерену пришлось сконцентрировать все усилия на том, чтобы хоть что-то разглядеть сквозь лобовое стекло и удержаться на дороге.

28

Признание последовало рано утром. По некоторым данным, господин Вольнер стоял и ждал у дверей полицейского участка под моросящим дождем с шести утра, но только около семи, когда секретарша фрёкен де Витт пришла и отперла двери, его впустили внутрь.

– По какому вопросу вы пришли? – осведомилась она, устроив его в кресле для посетителей, обшитом коричневым дерматином, сняла плащ и шляпку и включила кофейник в служебной столовой.

– Я хочу сделать признание, – сказал господин Вольнер, глядя в пол.

Фрёкен де Витт посмотрела на него поверх оправы своих очков:

– Признание в чем?

– В убийствах, – произнес господин Вольнер.

Фрёкен де Витт на минутку задумалась.

– В каких убийствах?

– В убийствах топором.

– Так-так, – проговорила фрёкен де Витт. Она ощутила легкое головокружение, которое, кажется, не имело никакого отношения к климактрическим симптомам, появившимся у нее несколько месяцев назад. Она схватилась руками за край стола и крепко зажмурилась.

Затем усилием воли взяла себя в руки. Никто из полицейских не должен был появиться до половины восьмого, в этом она была совершенно уверена. Оглядев унылую фигуру, сидящую на диване, она констатировала, что посетитель, во всяком случае, не припрятал под одеждой топор.

Выйдя из-за перегородки, фрёкен де Витт положила руку ему на плечо и попросила следовать за ней.

Он без всяких протестов подчинился. Покорно пошел с ней по узкому коридору в дальнюю из двух камер – ту, которую можно было запереть.

– Ждите здесь, – сказала она. – Вас скоро допросят. Каждое ваше слово может быть использовано против вас.

Позднее она сама удивлялась, зачем добавила эти последние слова. Господин Вольнер уселся на кушетку и стал выкручивать себе руки, так что фрёкен де Витт решила предоставить его судьбе. Поначалу у нее была мысль позвонить ассистенту Мосеру, который был в этот день дежурным, но потом все же решила не делать этого. Заварила кофе и стала поджидать инспектора Кропке, который с исключительной точностью появился, когда часы пробили половину восьмого.