Точка Боркманна
Шрифт:
В кабинет вошла инспектор Мёрк с пачкой бумаг в руках.
– У вас тут что, поминки? – спросила она. – Он прибыл.
– Кто? – спросил Кропке.
– Рапорт из Арлаха. Как там его… Мельник? Похоже, проделана большая работа. Тридцать пять страниц.
– Всего лишь? – удивился Ван Вейтерен.
– Дай взглянуть, – сказал Баусен и взял у нее из рук стопку бумаг. Задумчиво перелистал. – Во всяком случае, это хоть какой-то шанс, – пробормотал он. – Это будет нам всем задание на дом…. я сейчас сниму копии, и пусть каждый прочтет
– Отлично, – одобрил Ван Вейтерен.
– В эту субботу мы опять работаем? – спросил Мосер.
– Завтра утром – летучка, – решил Баусен. – Все, кто нашел хотя бы одного Палача, получают медаль. Через полчаса у каждого будет по экземпляру.
– Меня это тоже касается? – спросил Мосер.
– Разумеется, – кивнул Баусен. – Мы ведь все члены одного клуба.
– Какого такого клуба? – спросил Мосер.
– Общества слепых куриц, – усмехнулся Баусен.
– Мне необходимо прогуляться, – сказал Ван Вейтерен, когда они вышли из спортивного зала. – Ты не мог бы забросить мою сумку в отель?
– Конечно, – ответил Мюнстер. – Что вы думаете по поводу рапорта Мельника?
– Ничего, пока не прочту, – сказал Ван Вейтерен. – Если вечерком вы угостите меня пивом в баре, то можем это обсудить. Около одиннадцати, пойдет?
– Может быть, – пробормотал Мюнстер.
– Теплый ветер, – проговорил Ван Вейтерен, втягивая воздух. – Хотя дует с севера. Необычно… где-то в природе нарушено равновесие. Пойду прогуляюсь по пляжу.
В фойе отеля Мюнстер столкнулся с Крэйкшанком, который направлялся в бар с двумя вечерними газетами под мышкой. Прочие охотники за новостями испарились пару дней назад, и только Крэйкшанк по каким-то причинам задержался.
– Добрый вечер, господин интендент! – приветствовал он Мюнстера. – Есть новости?
Мюнстер покачал головой.
– Почему тебя оставили здесь? – спросил он. – Ты ведь уже неделю ничего не писал.
– По собственной инициативе, – проговорил Крэйкшанк. – У меня проблемы дома.
– Да? – удивился Мюнстер.
– Жена не хочет, чтобы я возвращался домой. И не могу сказать, что я ее за это осуждаю… хотя перспектива болтаться целыми днями в этой дыре тоже не сильно вдохновляет. Пытаюсь писать серию статей о беженцах, но это скорее для того, чтобы не лезть на стену от скуки.
– Ай-ай, – сказал Мюнстер.
– А вы как? – спросил Крэйкшанк. – Вам, наверное, тоже невесело, как я понимаю?
Мюнстер задумался.
– Нет, слово «весело» тут определенно не подходит.
Крэйкшанк вздохнул и пожал плечами:
– Пойду посижу в баре. Приходите составить мне компанию.
– Спасибо, – сказал Мюнстер. – Сначала мне надо кое-что прочесть, но попозже, возможно, приду.
Крэйкшанк похлопал его по спине и направился в сторону бара. От него весьма отчетливо пахло коньяком, как отметил Мюнстер, когда тот прошел мимо. Стратегия выживания, по всей видимости.
Мюнстер направился к стойке, чтобы взять ключ от номера.
– Минуточку, – проговорила девушка за стойкой. – Вам сообщение.
Взяв белый конверт, он засунул его в карман. Поднявшись к себе в номер, вскрыл его при помощи карандаша и прочел:
«Привет!
Только что просмотрела рапорт из Арлаха. У меня возникла одна мысль.
Совершенно дикая, но я все же должна кое-что проверить.
Буду дома после пробежки около восьми. Позвони мне.
Обнимаю,
Он посмотрел на часы. Двадцать минут восьмого. «Неужели там и впрямь что-то можно выловить? – подумал он, перебирая пальцами стопку бумаг, лежащую на тумбочке. – Вот благодать, если бы это оказалось так!»
Делать нечего, надо прочесть. Но сперва – звонок Сюнн.
Ван Вейтерен прошел вдоль Эспланады до западного пирса, прежде чем спуститься на пляж. Приближались сумерки, однако еще часок светлого времени суток в запасе оставался. Угасающий и слабоватый свет, но достаточный для того, чтобы сориентироваться на местности. Здесь, у воды, теплый ветер ощущался сильнее, и Ван Вейтерен даже обдумывал, не снять ли ему ботинки и не прогуляться ли по песку босиком… по теплому песку по верхнему краю пляжа вдоль каменной стены. Но потом он все же передумал. Море выглядело ленивым, как в последние недели на даче, волны катились уныло и безжизненно, без напора…
«Мы надоели друг другу, море и я», – подумал он и осознал, что это осеннее настроение знакомо ему по детству. Конец лета, когда уже хочется домой… в дом, как он это тогда называл. Когда ему мечталось о том, что вечность сожмется и станет удобоваримой. Ему так хотелось ввести в рамки все то вечное и необъятное, что тянулось до небес там, на взморье…
Не это ли самое происходило и теперь?
Может быть, вблизи моря сложнее справляться с трудностями? Может, дело в том, что это бескрайнее серое зеркало делает все таким неохватным, неподконтрольным… в данном случае таким безгранично безнадежным? Рейнхарт решительно заявлял, что именно здесь, на стыке земли, воды и неба, все приобретает свой истинный вес и значение.
Или так: свое истинное имя и предназначение.
Трудно сказать. Возможно, дело обстоит как раз наоборот. Во всяком случае, нельзя не заметить, как мысли размывались, становились нечеткими. Когда перед глазами чуть изогнутая береговая линия, теряющаяся в сумеречном тумане где-то вдали за западным пирсом, особенно трудно на чем-либо сконцентрироваться и направить мысли в определенном направлении. Словно все растворялось среди вечности и безвременной тьмы… Пожалуй, Рейнхарт неправ – оно, как палка в колеса, это проклятое море.