Точка преломления
Шрифт:
Двое добровольцев подняли руки.
— Хорошо. Инвентаризация?
Повинуясь порыву, я подняла руку. Занимаясь инвентаризацией, я останусь здесь, а все остальное не будет меня касаться, превратится в нечеткие тени, таящиеся за замызганными дождем окнами.
— Миллер, — медленно произнес Уоллис. — Отлично. Миллер на складе.
Чейз приподнял брови.
Я опустила руку и стала терзать за спиной отстающий от стены кусок обоев. Хьюстон прошептал что-то на ухо Риггинсу, который бросил на меня через плечо насмешливый взгляд.
— А как насчет дома по-соседству? — спросил
Тонкие губы Уоллиса растянулись в усмешке — эту улыбку он показывал только нашему самому младшему.
— Билли, как мило, что ты к нам присоединился.
— Я был здесь все время! — Это заявление было с готовностью опровергнуто теми, кто стоял рядом.
— Все время? — насмешливо переспросил Уоллис. — А я думаю, что ты проспал. За тобой уборные, малыш, а Дженнингс с Бэнксом разберутся с пустым соседним зданием.
Дженнингс? Чейз должен был покинуть штаб? Но он еще не поспал. Я попыталась взглянуть на него, но его уже заслонили другие.
Билли вызывающе задрал нос.
— Но...
— А если еще и завтра?
Билли откинул голову назад и застонал.
Раздалось жужжание, от которого по моему позвоночнику пробежали мурашки, и лампы на потолке зажглись. Комендантский час окончился. Начался день.
Люди стали расходиться. Я искала взглядом Чейза, но тут мне преградили дорогу.
— Инвентаризация, а? — насмешливо спросил Риггинс. У него были жидкие усы, которые как раз оказались перед моими глазами.
Я решительно расставила ноги, не собираясь позволить мужчине сбить меня с толку. Ребята здесь были суровыми, и, чтобы уживаться с ними, иногда надо было проявлять толстокожесть.
— Так сказал Уоллис, — ответила я.
— Пойдем, получим еду. — Шон попытался встать между мной и Риггинсом, но последний твердо отстранил его рукой.
— Будь начеку на складе. Там, знаешь ли, крысы бегают. — Риггинс ухмыльнулся и щеточка над его верхней губой растянулась.
Я не была уверена, говорил ли он серьезно или просто пытался напугать меня.
— Я уже видела крыс, — ответила я ему.
— Но не таких больших, — продолжил он, подходя достаточно близко, чтобы мне пришлось отступить к стене. — Эти крысы прячутся в коробках с формой. Иногда их можно услышать. Они визжат и громко.
Сзади мою талию обхватили две руки и ущипнули меня за ребра. Мое горло издало короткий вскрик. Когда я обернулась, Хьюстон начал хихикать. Он пошел за Линкольном к комнате, где было установлено радиооборудование.
Не успела я сформулировать достойный ответ, как появился Чейз. Он схватил Риггинса за воротник и толкнул его к стене. Так как Чейз был на несколько дюймов выше, Риггинсу пришлось поднять свой подбородок со впадинкой, чтобы ответить ему яростным взглядом.
— Спокойно, спокойно, — выдохнул Риггинс.
— Что происходит? — Голос Уоллиса застал меня врасплох. Его правила запрещали драки. "Мы все здесь — семья", — говорил он. Меньше всего нам с Чейзом хотелось, чтобы нас выгнали и нам опять пришлось спасаться от МН.
Я сжала руку Чейза, чувствуя, как напряглись его мускулы под моими пальцами. Его хватка ослабла, и он выпустил Риггинса.
Риггинс улыбнулся и махнул Уоллису рукой, говоря, что все в порядке.
— Пойдем, — сказал Шон. Он взял меня за локоть и потянул через коридор туда, где братья раздавали сухие пайки.
Когда я проходила мимо, Риггинс наклонился ко мне.
— Ты в самом деле собираешься сделать сегодня что-нибудь полезное? Или просто снова исчезнешь? — Когда я обернулась, он уже шествовал к западному выходу, смеясь себе под нос.
Все мое тело пылало.
Ни для кого не было секретом, что ни я, ни Чейз не покидали мотеля с того дня, как бежали с базы. Однако я не знала, что кто-то заметил следующее: иногда, когда на четвертом этаже становилось слишком многолюдно, я скрывалась на крышу, чтобы прочистить сознание. Это никому не причиняло вреда, кроме того, мы помогали, где только могли. Мы занимались раздачей провизии, а Чейз участвовал в охране здания, но это было совсем не то, чем занимались остальные: они обходили улицы, перехватывали фургоны с продовольствием, помогали тем, кто подвергался опасности. Мы с Риггинсом оба это понимали.
Нельзя сказать, что мне не хотелось делать нечто большее. Мне хотелось. Я хотела совершить что-то, что имело бы значение, хотела оказать кому-то такую услугу, которую никто не смог оказать моей маме. Пусть МН и полагала, что мы мертвы, — я слишком хорошо помнила, каково это, когда тебя разыскивают. Сначала как нарушительницу Статута, когда маму обвинили по Пятой статье, затем — как беглянку из школы реформации. Чейза же обвиняли во всем на свете, начиная с дезертирства и заканчивая вооруженным нападением. Иногда мне казалось, что МН все еще дышит нам в спины.
Но для людей вроде Риггинса все это не имело значения. Он не доверял мне с тех самых пор, когда Шон привел нас в штаб. А то, что я пряталась здесь, когда он и остальные рисковали жизнью, никак не помогало мне доказать свою преданность делу.
Внезапно меня пронзило острым штыком ярости. Я пережила безжалостные указы МН, избежала казни и пришла сюда, в штаб сопротивления, где все мы должны быть на одной стороне. Мне не следовало поддаваться нападкам Риггинса или других сомневающихся во мне и чувствовать себя слабой.
Я стряхнула руку Шона и резко обернулась. За моей спиной стоял Чейз, который был на полфута выше и шире в плечах, даже когда горбился. Эти двое будто были моими телохранителями. Мне следовало быть благодарной за их помощь, но вместо этого я чувствовала себя маленькой девочкой, которая не могла обойтись без защитников.
— Я поговорю с Риггинсом, — сказал Чейз. — Он не умеет вовремя остановиться.
— Все в порядке. Ему просто нечего делать. — Но мой голос был слишком тонким, чтобы звучать убедительно. Я чувствовала, как ужас и пустота пытались вырваться из-за тонкого занавеса самоконтроля, за которым я их поместила. Так же было, когда я узнала про убийство мамы. Иногда занавес становился толще, тогда я чувствовала себя увереннее, но все это было иллюзией. Мои чувства могли вырваться на свободу в мгновение ока, и я опасалась, что именно это сейчас произойдет.