Точка разлома
Шрифт:
На лестничную площадку хлынул свет. Обычный ровный холодный свет от множества люминесцентных ламп.
«Гипермаркет!» – мгновенно догадался Макс.
Они вошли в огромное помещение.
Сотни стеллажей высотой от пола до потолка делили пространство на торговые залы. В нижней части располагались витрины, верхние секции, загруженные товаром, задрапированные давно позабытыми и уже потерявшими смысл рекламными полотнищами, служили местом временного хранения для тысяч наименований самых разнообразных изделий – гипермаркеты торговали всем, начиная от продуктов питания и
– Вот тут я и очнулась. – Яна указала на один из стеллажей, действительно плотно заставленный пластиковыми бутылками с минеральной водой.
Макс нахмурился, пытаясь понять: где же он оказался?
В условиях, когда все продукты питания приходилось доставлять через Барьер, гипермаркет был бы давно разграблен. Но даже в устных легендах, бытующих среди сталкеров, он не встречал упоминаний о чем-то подобном. В момент катастрофического образования Пятизонья уцелели многие остовы зданий, но их сильно повредило, можно было смело утверждать, что нигде, даже в сохранившихся строениях, никто не встречал первозданной обстановки. Как объяснить, что спустя много лет тут по-прежнему работает освещение, и, что самое поразительное, нигде не видно проросших сквозь стены металлорастений, сканеры не фиксируют ловушек, будто это здание находится вне аномальных пространств или является аномалией внутри аномалии?
«Как я сюда попал?»
Макс понял, что не может ответить на заданный себе вопрос.
«Куда и зачем я шел?»
Нет ответа.
Он мысленно напрягся, пытаясь вспомнить, и вдруг…
…Он сел на смятой постели. По телу катились крупные капли пота, в груди застыла резь, словно он не дышал уже несколько минут.
«Сон.
Это был сон…»
Отчаянье вдруг захлестнуло Максима. Он едва не взвыл, осознав, что Яна – лишь игра его воображения. Образ, наверное, собирательный и потаенный, вырвавшийся из глубин подсознания.
Сон, способный убить. Свести с ума своей реальностью, подарить секунду надежды на что-то светлое, давно вычеркнутое из жизни, несбыточное, а затем швырнуть рассудок в пропасть отчаянья, загнать скорчившуюся душу на место и пинать ее, пинать, чтобы не высовывалась больше со своими грезами…
Двое суток Макс не решался подойти к незаправленной, смятой в ком постели.
Он работал над реконструкцией городища скоргов, доводя себя до полного изнеможения.
Проще было бы уйти в глубины отчужденных пространств, спуститься в ад за этим треклятым скоргиумом, но Шелест, как назло, выздоравливал медленно, для полного восстановления сил ему требовалось еще дня три, не меньше.
Макс замкнулся в себе, пугая поведением даже ближайших соратников.
Всё, что оставалось светлого в его душе, болезненно скорчилось, ожидая последнего рокового удара.
«Нет и не будет в моей жизни ничего, кроме металлических джунглей, ежедневного риска, ежечасной борьбы за выживание». Единственная мечта, трепетно оберегаемая им, обернулась жутким фарсом.
«Я либо придумал ее, либо какое-то исчадие техноса играет с моим рассудком…»
…
Незаметно подкрался вечер.
Багряные краски сгустились,
Он смертельно устал.
Веки тяжелели, Макс то и дело вздрагивал, стряхивая дрему, затем его голова бессильно склонилась набок.
Он уснул.
…
– Ты считаешь, что я – плод твоего воображения? – Яна порывисто встала, сверкнула глазами, словно хотела испепелить Максима взглядом. – Я живая! Я знаю о тебе все!
– Да, знаешь. Потому что ты – часть моего рассудка.
– Макс, ты не можешь так говорить! Ты тоже мне снился! Много лет, день за днем, шаг за шагом! Я живая! Господи, Макс, ну не будь же такой сволочью! Я ведь ждала тебя! Я чуть с ума не сошла за эти двое суток!
На глаза Яны навернулись слезы.
Он не выдержал, сделал шаг навстречу, прижал Яну к себе, обмирая от тепла ее тела и не веря ни одному чувству.
– Как? Как это происходит?!
– Не знаю! – Яна в отчаянии закусила губу, стараясь сдержать навернувшиеся слезы. – Я тоже… просыпаюсь! – дрогнувшим голосом повторила она. – Мне больно, плохо от этого! Я не знаю, куда девать себя, что делать, Макс! А вдруг это исчезнет?!
– Яна, перестань! Прошу, успокойся!.. – Максим окончательно растерялся от вида ее слез.
– Нужно понять… – она всхлипнула. – Понять, как это происходит. Я хочу увидеть тебя… В реальности…
Слезы градом катились по ее щекам, Макс ощущал, как глухо и часто бьется ее сердце.
– Я найду тебя. Обещаю.
Яна молча прижалась к нему.
Ощущения слишком реальные, чтобы быть навязчивым повторяющимся сном.
– Что ты знаешь обо мне? – спросил Максим. – Где я родился?
Яна замерла.
– Макс, я не знаю!.. – Она слегка отстранилась, взглянула ему в глаза. – Макс, я действительно не знаю! Но если я – плод твоего воображения, то должна знать? Должна, ведь так? – Ее слезы высохли, взгляд потеплел.
– Давай попробуем разобраться.
Яна отпустила его руку, растерянно взглянула вокруг, и по металлорастениям созданного ею садика вдруг прокатилась волна жутких искажений.
– Попробуем. – Теперь она стала серьезной, ее на секунду оттаявший взгляд вновь пугал Максима выражением мрачной решимости идти до конца в поиске истины.
– Когда я впервые появился в твоих снах? Что происходило? Попробуй вспомнить.
– Мне не нужно пробовать. Я помню! – Яна нахмурилась, две вертикальные морщинки появились на лбу. – Некоторое время тому назад… – Она говорила медленно, подбирая слова. – Я не знаю, сколько. Не пришло в голову вести календарь. Я ведь какое-то время думала, что осталась совершенно одна. Смирилась с этим. Как с облаками, закрывающими обзор, и с отсутствием выхода из здания. – Она сбилась с мысли. – Однажды… Я уснула. Сон был обрывочным, странным. Он больше не повторялся. Никогда.