Точка росы
Шрифт:
Старик неожиданно подмигнул, а Стэн заметил:
— Ну-ну. И этот человек жаловался на пошлые шутки…
— Иногда можно, для прояснения мировоззренческих тонкостей. Главное — не переусердствовать… Так вот, насчёт фотоателье. Чтобы ты понимал — люблю выстраивать освещение, развлекать посетителей, а потом уходить за дверку и наблюдать, как на бумаге проступает картинка. Это как безобидное колдовство, которое мне не надоедает, добротное ремесло. Но всё-таки не искусство.
— Я понимаю, к чему ты клонишь…
— Вот и не спорь тогда. Слушай умного дедушку, он плохого не посоветует. Обидно
— Да, Айзек, лучше не надо. И не распространяйся, пожалуйста, что у меня есть такое фото. Оно тоже не ради искусства сделано. По работе столкнулся.
— Я уже понял. Не учи учёного, мальчик.
— Но если всё же сообразишь, какие ассоциации у тебя вызывает тот блеск, то сразу звони. Мне это пригодится.
— Да уж, его теперь из головы не вытравишь… И вроде что-то такое крутится на уме, но никак… Созвездие какое-то, что ли…
— Созвездие? Неожиданно.
— Только не могу вспомнить, какое именно. Как будто оно должно быть вместо этих бликов, но почему — не знаю. Ощущение просто… Задал ты мне загадку… Правильно говорят — один-единственный дурень может задать вопрос, с которым и дюжина мудрецов не справится…
— Спасибо за комплимент.
Они выпили ещё чаю, а потом пришла новая посетительница — почтенная дама в шляпке, похожей на мини-клумбу. Кажется, она даже пыталась пофлиртовать с Айзеком. Чтобы не мешать этому животрепещущему процессу, Стэн поспешил откланяться, забрав свой фотоаппарат и снимок треноги.
Шагая по мокрой улице, он с тоской посмотрел на вывеску «Вислоухого пса», но опять прошёл мимо. Поднялся к себе в контору.
Первым делом достал дневник, полистал. Но тот ничем не порадовал — в наличии были только те записи, которые Стэн уже изучил. Новые почему-то не проявлялись. Если бы дело происходило в какой-нибудь детской сказке или в мультфильме, то дневник сейчас мог бы издевательски захихикать.
Отогнав дурацкую мысль, Стэн убрал загадочную тетрадь, а вместо неё положил на стол свой блокнот. В деле накопилось уже столько разрозненной информации, что требовалось её зафиксировать — хотя бы тезисно, в виде ключевых слов. Припомнив, он стал записывать.
Вестник. Дневник. Картина. Вибрация.
Крис и клуб «Жёлтый глаз».
«Десятая миля». Клиника «Талый лёд» и Роггендорф, её спонсор (он же — владелец галереи, куда чуть не попала картина).
Маховик, который якобы не дозрел. Техническое железо как «перегной».
Двоелуние (рассказ Ферхойтена) и созвездие (рассказ Айзека).
Вроде всё?
То есть, конечно, были и другие детали, но эти — основные, пожалуй. Вопрос только, как их сложить в единое целое…
Он посидел ещё минут двадцать, пытаясь найти ответ, но так и не придумал ничего путного. Плюнул, закрыл блокнот и пододвинул к себе телефонный справочник. Оставалось проверить последнюю зацепку, имевшуюся на данный момент.
В справочнике нашлось несколько человек с фамилией Лассаль. Лишь один из них, однако, квартировал на Совином Холме. Причём значился как художник, так что ошибки быть не могло.
Стэн решил не предупреждать о своём визите. Разговор, к которому собеседник не подготовился, всегда получается интереснее.
Да, Лассалю звонить не надо. А вот кое-кому другому — самое время…
Он нашарил в кармане листок бумаги с номером телефона. Снял трубку и принялся крутить диск.
— Слушаю вас, алло.
— Добрый день, Саманта. Я Стэн, фотограф. Мы вчера с вами познакомились в клубе. Надеюсь, вы меня помните.
— Ну конечно. Вы молодец, позвонили вовремя. Сегодня я наконец-то нормально выспалась, посидела в кафе без спешки… Скоро, правда, опять надо ехать в клуб, а вот завтра… Вы не передумали? Сфотографируете меня?
— Обязательно! Когда вам будет удобнее?
— Заезжайте, например, в час. Я живу на Второй Стекольной.
Он записал адрес и, повеселев, вышел из конторы. Пока ехал к Лассалю, вспоминал, как Саманта стояла у микрофона, а свет прожектора оглаживал её тело, высвечивая восхитительные изгибы…
Совиный Холм надвинулся раздражающе быстро. Пришлось отвлечься от приятных воспоминаний и настроиться на беседу с очередным дедулей.
Лассаль, однако, оказался бодрым и моложавым джентльменом, едва разменявшим шестой десяток. Внешность он имел импозантную — прямая осанка, гладко выбритое лицо и волосы, чуть посеребрённые сединой. Записав его в «старики», Эрик явно погорячился. Хотя понять юнца было можно — с учителем он начал общаться, будучи почти школьником, когда любой человек за сорок кажется дряхлым пнём.
Выслушав Стэна, Лассаль сдержанно удивился:
— Эрик пропал? Весьма сожалею, но вряд ли могу помочь. Он давно перестал меня навещать. Видимо, полагает, что уже отлично освоил все необходимые навыки и постиг глубины изобразительного искусства.
— Это не так?
— Видите ли, мистер Логвин, я сразу распознаю талант. И Эрик, несомненно, является таковым. Но любой талант требует огранки и неустанной работы. Не то чтобы этот юноша был лентяем — если он увлекался, то не щадил себя совершенно. Мне нравилось это качество. Беда в том, что его метания всегда были несколько хаотичны. А овладение ремеслом, пусть даже художественным, требует системных усилий. На этом фоне он периодически предавался эмоциям и шёл на конфликт.
— Конфликт?
— Не истолковывайте это слово превратно. Я использую его в чисто педагогическом смысле. Юношеский максимализм Эрика разбивался о мой многолетний опыт, и ученика это злило. Потом иногда, остыв, он признавал ошибки. Но, к сожалению, не всегда.
— Понятно… Как вы считаете — у Эрика были шансы блеснуть на нынешней выставке? На Салоне Бунтующих, я имею в виду?
Лассаль поморщился, будто услышал что-то скабрёзное:
— Я без восторга отношусь к этому… гм… мероприятию. Это касается и состава участников, и организационных моментов. Или, если угодно, идейной базы, которую подвели под эту затею. Бунт — провокационное слово, оно подразумевает расшатывание устоев. Но разрушать всегда легче, чем созидать. А для многих — и веселее, заметим в скобках. Разумеется, дерзкие недоучки и воинствующие бездари с удовольствием ухватились за предоставленную возможность. Самое же обидное — публика принимает всё это за чистую монету, за настоящий художественный прорыв…