Точка зрения. Дело №28/2. Протухшие сливки
Шрифт:
И ни разу не переспали, хотя слухи о них ходили дивные.
– Мы знаем, кто это, – тихо продолжил капитан. – Йеш Горс, сорок девять лет, руководит… руководил оркестром Мышиной Оперы. До вчерашнего дня.
Кира оживилась.
– Мы идем в оперу? – подмигнув Джеку, она посмотрела на капитана, и ее улыбка померкла. – Где его нашли?
– На улице Черных Листьев. Это стык Горшечного Квартала и Обители.
Джек нахмурился.
– Что он там делал? Как человек искусства, он должен жить по меньшей мере в Спирали! А Мышиная Опера и вовсе находится у подножия Верхнего Города… вы уверены, что это он? Объели его знатно… а по окровавленному черепу трудно определить… м-м-м…
– Наличие музыкального таланта, – пришла на выручку напарнику Кира.
Капитан усмехнулся.
– Вы поняли свое задание, не так ли? Смерть интересная, и это дело спустили сверху. Выясните, не имеют ли к этому отношение Твари. Если нет – отдам это дело другим. Нечего руки марать.
Кира и Джек переглянулись.
– А до утра ждет? – спросила она. – Не хочу идти к Томасу не выспавшейся.
Джек хмыкнул. Спрятав фотографию обратно в конверт, он сунул его под рубашку, а затем схватил напарницу под руку и выволок из кабинета.
– Узнаю, что это повторилось – уволю! – прогрохотал капитан им в след, поддерживая легенду.
Кром и Ниарко синхронно хмыкнули, провожая парочку взглядами.
За глаза ярких напарников называли Шлюха и Поц.
Мэри
Иногда Мэри кажется, что она слышит гул Термитника. В такие моменты на нее опускается то, что нормальные люди называют паникой, а такие, как она – слабостью.
Жнец Смерти не должен бояться своей покровительницы, а единственный страх, на который имеет право человек, – это страх смерти.
Но Мэри не боится той, чья тень однажды явилась ей.
Она боится жизни во тьме.
В те моменты, когда ей кажется, что она слышит гул Термитника – района, находящегося на противоположной стороне Рурка, Мэри понимает, что осталось совсем недолго.
Она скоро ослепнет. И остатки того наказания небес, что остальные называют жизнью, она проведет во тьме.
Слепая художница, что может быть нелепей?
Каждый рассвет Мэри встречает у окна. С видом повезло: третий этаж, река Смоль и массивная угольно-черная башня Крематория за ней.
Жаль ее окна выходят на запад, и она может видеть лишь как меняет цвет вода, когда ее касаются первые лучи солнца. Солнце приходит к ней вечером.
Закаты Мэри тоже не пропускает.
Неизвестно, какой из них станет для ее глаз последним…
Она слышит запах Капитана еще когда он открывает дверь парадной внизу. Она слышит скрип старых половиц, когда он ступает на лестницу.
Развлекаясь, она считает его шаги.
Раз. Два… двенадцать.
Пролет.
Раз. Два… двенадцать.
Пролет.
И так еще два раза.
Запах усталости, пота и раздражения заполняет ее до отказа еще до того, как он стучится в ее хлипкую дверь.
– Привет, Мэри, – говорит Капитан, когда она открывает.
Кажется, он улыбается. Она не может этого понять, ведь чем ближе к ней человек или предмет, тем хуже она его видит.
– Здравствуй, Капитан, – отвечает она и отступает на шаг назад, чтобы он мог зайти.
От него пахнет злыми мыслями и гневом. А еще – дешевым кофе из закусочной неподалеку.
Он с громким стоном облегчения садится в кресло у жаровни и откидывает голову.
– Надо пригнать к тебе своих двух. Пусть приберутся. У тебя паутина везде, – говорит он.
Мэри усмехается. Пригонит. Придут.
Только убирать не будут.
Кира будет сидеть на полу, расчесывать ресницы щеточкой и рассказывать о том, как трудно поддерживать себя в форме, а Джек – молча читать книгу.
Потом они выпьют по рюмочке шерри, съедят по сладкому эклеру (они приносят их в качестве гостинца, зная, что Мэри не ест сладкое), будут долго восхищаться картинами вокруг, а потом уйдут.
Но убираться не будут.
– Это опять случилось? – спрашивает Мэри.
Капитан глубоко вздыхает и срывает с головы шляпу, которую, презрев приличия, не снял еще в парадной.
– Да. Я думаю, что в новом деле замешаны Твари.
Мэри морщится. А потом подходит к окну, где на желтеющую осеннюю траву падают первые лучи солнца. Из изогнутых труб, что выходят из окон Крематория, идет дым.
Осень в Рурке теплая. Мягкая. И очень красивая.
– Не все другие похожи на чудовищ, и тебе это известно, Капитан. Я всего лишь рисую мыслью. Не будь я Тварью, давно бы сдохла от голода.
Она слышит, как его кровь начинает течь быстрее. Чувствует, как он злится.
Он злится не на нее. Он злится на то, что она – Тварь.
– Ничего не слышала? – несмотря на то, что его сердце грохочет, он пытается говорить спокойно.
В нем столько скрытой ярости, что Мэри и не представляет, каково ему жить, сохраняя разум.
– Иногда мне кажется, что я слышу гул Термитника, Капитан. Но нет, никаких волнений. Никаких листовок. Если это и Тварь, то она действует в одиночку. Да и причины могут быть вполне человеческие. Что на этот раз? Когти? Следы огромных зубов?
– Крысы, – вздохнув, сообщает Капитан. – Много крыс.
Мэри смотрит в окно. На рассвет, который может быть для нее последним.
– Среди моих знакомых нет крысиных королей, – отвечает она.
– Твое счастье, – отзывается Капитан. – После обеда общий сбор Призрачных Теней. Мы должны найти его быстро. Если в Рурке завелся крысиный король, ему здесь не место.
– Никто не любит крыс, – согласно шепчет Мэри.
Угольная башня Крематория напоминает ей о тьме, что ждет своего часа.