Шрифт:
В этом месте никогда не бывает тихо. Не зря этот район Рурка называют Термитником. Конечно же, для того, чтобы зажиточные горожане и знать не воротили брезгливо носы (эти предпочитают не вспоминать о наличии в городе окраины), официально железнодорожный вокзал находится в Лагуне.
Но правда в том, что это не так.
Пыхтение паровоза, гудок и скрип тормозов не нарушают тишину, а всего лишь разбавляют гул Термитника. Этой ночью он состоит не только из стонов шлюх из подворотен, стуков многочисленных кузниц и противного скрипа ржавых ставень, но и из музыки.
Это квинтет: три скрипки, виолончель и контрабас.
Музыка – редкий гость в этом забытом небесами районе Рурка, и от того те, кто ее слышат, не понимают, что одна партия звучит немного фальшиво. Будто среди опытных музыкантов затесался новичок.
Поезд, прибывший в Рурк поздним вечером, привозит усталых работяг из пригорода, которые быстро разбредаются по домам и засыпают.
Им не мешает музыка.
Возможно, потому, что почти сразу после прибытия последнего поезда, она перестает звучать.
Резко обрывается и исчезает, как будто ее и не было…
***
Здесь всегда накурено. Даже ночью, хотя никто не заставляет этих людей оставаться на работе после заката. Бытует мнение, что быть детективом в Рурке – это такой вид психического отклонения. Возможно, это так.
Этой ночью здесь немноголюдно: всего лишь четверо из почти двух десятков остались до утра.
Точнее, пятеро, если считать хмуро восседающего в своем небольшом (зато отдельном!) кабинете капитана.
Но накурено было все равно.
Двое из "сов" выглядели типичными трудоголиками, променявшими жизнь на вечную работу: мужчины средних лет одинакового телосложения и на вид почти ничем не отличающихся, сидели напротив друг друга за смежными столами и, склонившись над бумагами, что-то изучали при свете единственной на два стола масляной лампы. Им повезло: их места были возле большого окна, сквозь которое лился свет уличного фонаря.
Табличка возле того, что был в рубашке посветлей гласила "Клавдий Кром", а возле его напарника стояла табличка с надписью "Шон Ниарко".
Надписи были потертыми. Эти люди работали здесь очень давно.
Второй парочке не так повезло. Их столы стояли в самом темном углу, а лампа тоже была одна на двоих. Впрочем, нужна была она только одному. Худощавый молодой мужчина в аляповатом костюме красного цвета и ярко-желтой рубашке фривольно расположился на своем стуле, уложив ноги на стол. А точнее на стопку ненаписанных отчетов. Именно на его столе стояла лампа.
На книге, в чтение которой он был погружен, было написано "Убийство в доме на улице Елей", и, судя по блаженной улыбке, он был поклонником подобного чтива.
Его напарница сидела практически в полной темноте, прикрыв глаза. И курила. Огонек тонкой сигареты в изящном длинном мундштуке был единственным источником света, служившим ей.
Тишина ночного участка нарушалась лишь скрипом перьев Крома и Ниарко, да листанием страниц того, кто, судя по его табличке, носил имя Джек Роквелл.
Ночью здесь всегда тихо.
Почти всегда.
Дверь капитанского кабинета с противным скрежетом несмазанных петель отворилась, и на пороге появился высокий мужчина, чье лицо было изуродовано жутким шрамом через все лицо. Он где-то потерял глаз, и носил повязку, а выправка говорила о том, что он – бывший военный.
– Роквелл, Нордив, ко мне, быстро, – громоподобно объявил он.
Кром и Ниарко синхронно вздрогнули, и один из них посадил кляксу на уже почти законченный отчет.
Даже ночной мотылек, тихонько бившийся о лампу Джека, испугался и куда-то исчез.
– Капитан, вы же в курсе, что сейчас ночь, и нас здесь могло не бы-ы-ыть, – пропела женщина из темноты и с удовольствием затянулась.
– Ты хочешь, чтобы я повторил, Кира? – поднял бровь над отсутствующим глазом капитан.
Женщина глубоко вздохнула.
– Ну ла-а-адно, – она как будто специально растягивала слова.
Напарники покинули свою темную зону и прошли в кабинет начальника под взглядами коллег. В глазах одинаковых Крома и Ниарко проглядывалось злорадство.
Когда дверь за парочкой закрылась, капитан перестал делать гневный вид, и теперь выглядел просто устало.
– Ты мог бы быть повежливее, – укоризненно сказала Кира.
Она, оказавшись в кабинете начальника, тоже перестала изображать из себя жеманную дуру.
У нее была шикарная шевелюра, шикарная задница и шикарная грудь, что она не забывала подчеркивать струящимися шелковыми платьями с глубоким декольте и пышной прической. Ее можно было принять за девицу легкого поведения, если бы не блестящий пистолет, неизменно висящий на поясе.
Капитан устало плюхнулся в свое старое потертое кресло, вытащил из верхнего ящика стола конверт и бросил его на стол.
– Что вы об этом думаете? Только быстро, пока Кром с Ниарко не вздумали прийти с отчетами.
– Один там чернила пролил, когда ты гаркнул. Не скоро явятся, – рассеянно ответила Кира, беря конверт. Из него выпала фотография.
– Ух ты… это его съели?
– А ты уверена, что это мужик? Смотри, у нее волосы длинные…
– У тебя тоже длинные. Я о тебе чего-то не знаю?
– А ты куришь и одеваешься, как проститутка, я о тебе тоже чего-то не знаю?
– Заткнись.
– Сама заткнись.
– Ты первый.
– А почему я?
– Потому что ты – мужик!
– У меня же волосы длинные!
– Замолчите, оба, – тихо, но властно, приказал капитан. Судя по всему, он прекрасно знал, что если этих двоих не остановить, они будут продолжать свой бессмысленный спор бесконечно.
Напарники примолкли, ухмыляясь друг другу. Несмотря на довольно резкие слова, они редко ругались.