Точка зрения. Дело №28/2. Протухшие сливки
Шрифт:
– Собираешься увеличить декольте? Давно пора! Еще не все твои сиськи рассмотрели! – радостно возвестил он.
Кира поправила платье, приподняла грудь, подмигнула напарнику и, так ничего и не ответив (зная, что в противном случае они так до глубокой ночи проспорят), отправилась домой.
Джек, усмехнувшись, повертел головой и найдя указатель, двинулся в сторону Черной Улицы.
Призрачные Тени были раскиданы по Рурку будто фишки. Кира жила на севере, в Угольных Доках. Окраине, примыкающей к Обсидиановому Морю. Жилище Джека располагалось в Горшечном Квартале, на юге. Именно там стояла кирпичная фабрика. Там действительно пахло странно, но местные уже привыкли. Мэри жила в Обители, на западе. Близость Крематория пугала, и эта окраина была самой малонаселенной. Томас жил в Термитнике, на востоке. Нагромождения высоких, до шести этажей, бесконечно длинных домов, сплетающихся между собой в причудливых узорах, создавали глухие дворы. Темные и сырые. Но именно в такие дворики матери не боялись выпустить своих малолетних детей. Потому что в закоулках Термитника можно было встретить кого угодно.
Капитан жил в Лагуне. Небольшом районе между Термитником и Спиралью, который так и не определился: окраина он, или уже Средний Город. Знать считала Лагуну вторым (потому что вокзал не может находиться в царстве грязных бедняков!), а жители – первым.
Что думал по этому поводу Капитан – никто не знал.
Джек нашел Черную Улицу, а затем и безымянную закусочную. Он заказал рюмку вишневой наливки, сдобную булочку и розетку с крыжовниковым вареньем.
Он успел насладиться безумной и красивой сценой про то, как детектив Лорка встречает в темном переулке над очередной изуродованной жертвой темную фигуру. Фигура оказывается главным подозреваемым, Шарком Винеро. Шарк рассказывает свою историю. Оказывается, первой жертвой был его сводный брат. Он поклялся отомстить. И, кажется, он сможет пролить свет на череду загадочных убийств, которые вот уже две недели безуспешно расследует детектив Лорка.
К сожалению, к тому моменту, когда герои приступили к обсуждению деталей дела, к столику Джека подошла Кира.
В ее облике ничего не изменилось. Зато в руках она держала дорожный чемодан.
Мэри
Когда закат, оранжевый, словно языки Извечного Пламени, обжигает ее полуслепые глаза, Мэри улыбается. Каждый раз, когда Призрачные Тени начинают очередное дело, все идет по одному и тому же сценарию.
Поэтому, когда Рурк обволакивает тьма, Мэри не закрывает глаза. Она не ложится спать, хотя очень хочет.
Нет.
Она напротив зажигает все свечи в доме, вытаскивает из комода ворох шелковых тканей, а еще – полотно для рисования. Она вешает полотно на стену, садится на подоконник и начинает ждать. Проходит довольно много времени, когда приходит тот, кого она ждет.
Та, кого она ждет.
От Киры пахнет недовольством, предвкушением и сдобным печеньем. Ее глаза блестят в свете свечных огоньков, а платье, кажется, опять сползло вниз.
Чемодан тяжелый, и Кира немного запыхалась, поднимаясь сюда.
Стук ее сердца заглушает фантомный гул Термитника на другом конце города. Фантомный?
Нет, Мэри видит Киру, а это значит, она еще не слепа.
– Начнем? – Кира ставит чемодан посреди комнаты, поправляет платье и идет к узенькому шкафчику в углу комнаты. Отодвигает свернутые в рулоны неудачные рисунки, и они падают с жутким грохотом. Нет. Не грохотом. Просто Мэри все слышит слишком уж отчетливо.
– Зачем это? – Мэри кивает на чемодан и слезает с подоконника.
– Твои тряпки мы уже все по нескольку раз использовали. Я подумала, что нам не хватает разнообразия, – заявляет Кира.
Она врет. Шелковые ткани не могут быть такими тяжелыми. Но Мэри все равно. У каждой Тени своя жизнь.
Кира вытаскивает из шкафчика два бокала и бутылку. С громогласным хлопком открывает вино и разливает жидкость по бокалам.
Мэри всегда покупает красное вино, хотя знает, что Кира предпочитает белое. Но Мэри – поклонница смерти, она не может купить сверкающую жидкость. Она должна пить то, что напоминает кровь.
И она пьет.
А потом стаскивает с себя всю одежду и становится посреди комнаты, раскинув руки. В одной руке у нее недопитый бокал, в другой – бокал Киры. Она чувствует себя пророком. Новой жизнью, что начинается, когда иссякает старая.
Жизнь – это смерть, а смерть – это жизнь.
Кира открывает чемодан, достает оттуда нечто прозрачное и струящееся. Кремово-желтый пеньюар обволакивает тело Мэри, даря почти что чувственное удовольствие. Повинуясь движениям Киры, Мэри садится в единственное кресло и закрывает глаза.
Кира возится где-то рядом: оглушающе негромко взбивает что-то в тарелке. Смешивает, приправляет, колдует. Иногда она берет из руки Мэри свой бокал, чуть отпивает и возвращает обратно.
А потом подходит к ней и спрашивает:
– Начнем?
И они начинают. Рисовать. Каждая – свое.
Кира рисует на лице Мэри сначала большой кистью – это крем, пахнущий лавандой и полынью. Потом ее движения становятся более мелкими – она расчесывает брови Мэри, ресницы, а потом и волосы.
Конец ознакомительного фрагмента.