Точка
Шрифт:
— Угу. А у вашего напарника?
— Крис, покажи, — сказал Костигер.
Молодой человек достал из-за пояса такой же новенький «штейр».
— Забавно, — сказал Искин.
— А у вас? — спросил Костигер.
Искин улыбнулся.
— У меня — ничего. Кроме самого себя. Ах, нет.
Он покопался в кармане плаща и под прицелом молодого человека выложил «браунинг».
— Какая кроха! — умилился Костигер.
— Увы.
— Так кто же вы такой?
— А вы присмотритесь, Вальтер, — сказал Искин, качнувшись к столу. —
Костигер вздернул брови. Взгляд его сделался острым. С минуту он внимательно исследовал лицо Искина, глаза, губы, скулы.
— Вот как, — сказал он потом.
— Да.
— Номер третий. Гельмут Фодер.
— Людвиг.
— Да-да, конечно, у вас изменилось лицо, мимический рисунок… Людвиг Фодер. Наш третий номер в Киле.
— Вы сказали «наш».
Костигер ухмыльнулся.
— Как причудливо плетутся нити судьбы, — сказал он. — Меньше всего я ожидал увидеть здесь вас, Людвиг. Нет, меньше всего я ожидал увидеть Кинбауэра.
— Он же умер, — сказал Искин.
— Это абсолютно точно. Поэтому и меньше всего. Представьте, какой был бы сюрприз. Надеюсь, вы не в обиде на меня за прошлое? А то ваше появление поневоле вынуждает меня думать о том, что вы исполнены мстительных намерений.
— Это не так.
Костигер посмотрел на «браунинг».
— То есть, вы искали не меня?
— Я работаю в филиале «Альтшауэр-клиник». Мы занимаемся магнитонной терапией.
— И имеете лицензию?
— Да.
— Так-так. То есть, если можно так выразиться, став беженцем из Фольдланда, вы пошли по профилю?
Искин пожал плечами.
— Вы, получается, тоже. В последнее время в городе, — сказал он, — санитарной службой стали фиксироваться случаи вакцинации саботажными юнитами, третья и четвертая стадии развития колонии. Этим уже заинтересовалась служба безопасности Остмарка. Ну а я предпринял собственное расследование, которое и привело меня к вам.
— Но служба безопасности еще не в курсе? — спросил Костигер.
— Думаю, им нужно больше времени.
— Это хорошо. Возможно, мы успеем закончить наши дела.
Искин поморщился.
— Не стоит, Вальтер. Мне вся эта ситуация с юнитами осточертела, и я хотел бы ее прекратить.
Костигер подпер щеку кулаком и превратился в заинтересованного слушателя. Борода, узкий лоб, острый нос. Усы.
— И как же это, позвольте спросить?
— Я думаю, что вы украли часть запасов со склада Киле-фабрик, — сказал Искин. — Я хочу их уничтожить.
— Как вы не вовремя, Людвиг!
— Почему?
— Я тоже хочу избавиться от юнитов, тем более, что они бесполезны. Уж вы-то знаете об этом поболее моего, — сказал Костигер. — Но я хочу на этом еще и заработать. Вот и все.
— Почему юниты бесполезны? И вы, и я видели эффект от их применения. Я не думаю, что они никуда не годятся. Возможно, старые версии…
— Нет никаких старых версий, — сказал Костигер.
— Почему? Я знаю, что они есть, — сказал Искин.
— Значит,
Молчание длилось с минуту. Альфред-Вальтер, видимо, размышлял, стоит ли посвящать бывшего подопытного в подноготную всей юнит-технологии.
— Хотите есть? — спросил он, выпрямившись.
Искин кивнул.
— Да, если можно.
— У нас есть колбаса, сыр и рисовый концентрат. Крис его исключительно хорошо готовит. Вино или кофе?
— Кофе, — сказал Искин, — только очень сладкий.
— Извращение, ну, что ж, у каждого свои слабости, — улыбнулся бородач. — Крис, займись, пожалуйста.
Постояв, молодой напарник шагнул к выходу в коридор.
— А вам, доктор? — спросил он, взявшись за дверную ручку.
— Бутерброд с сыром и бокал вина, — сказал Костигер. — Наш гость, думаю, не против основательно подкрепиться, так что и ему, и себе свари каши.
— Хорошо.
Крис вышел.
— Кто он вам? — спросил Искин.
— Племянник.
— Бежал вместе с вами?
— У него есть за что не любить Фольдланд, — сказал Костигер.
— А у вас?
— Ну, я не являюсь поклонником Штерншайссера. И я вижу, куда там все катится.
— Куда?
— К войне.
Костигер поморщился, опустил взгляд, пальцем покрутил «штейр» на столешнице. Губы его изогнулись в усмешке.
— Я понимаю, — сказал он, — я как бы сам этому способствовал. Не в прямом смысле, но косвенно однозначно. «Солдаты Родины» — это же тоже была работа на войну. И вообще… Во что мы превратили Фольдланд? Вы давно там не были?
— Шесть лет, — ответил Искин.
— А я выехал полгода назад.
— Выехали?
— Именно выехал. И прихватил племянника, к которому как раз можно применить «сбежал». Вы, наверное, уже знаете, Людвиг, что Киле-фабрик теперь прочно связана с грандиозным обманом руководящего состава страны и партии. Рамбаум провел ревизию после смерти Кинбауэра, и все мы остались не удел. Подопытных поместили обратно в Шмиц-Эрхаузен, Берлефа повесили, Сильессона, которого вы знаете как Ральфа, посадили на семь лет, потому что он вел основную документацию и, соответственно, прямым образом участвовал в афере, Эриха Штильмана по ходатайству отца, он у него — крупная фигура, взяли в армию, Марк Незнански, уехал в какой-то маленький городок на западе простым преподавателем, а мне, как и Незнански, выписали «волчий билет».
— То есть, вас выпустили?
— Через пять лет, в течение которых я, откровенно говоря, перебивался с хлеба на воду. — Альфред-Вальтер поскреб ногтями трещинку в лаковом покрытии столешницы, посмотрел на Искина. — Я работал стекольщиком, слесарем, продавцом в табачной лавке, занимался починкой велосипедов и радиоприемников, клал кирпич и выводил крыс. Вы можете представить меня в роли работника коммунальной службы в противогазе и с газовым баллоном на спине?
Искин снова пожал плечами.