Точка
Шрифт:
Кстати…
Искин отлепил от девушки отработавшую ловушку. Колония мертвых юнитов казалась серым узором, нанесенным на стенки прозрачного колпака.
— Лем, тебе сколько ложек? — спросил Баль. — Сахарозаменителя у меня мало, если что.
— Три. Все равно — три.
Баль с кряхтением полез в шкафчик.
— Умеешь ты…
Искин отвернул колпак, вскрыл и высыпал его содержимое в рот. Мертвецы имели вкус пыли, но чуть кислили на языке. Что ж, скоро он узнает, есть ли в них что-то полезное. По крайней мере, станет
Может, и здесь так?
Перегрузившийся биопак пискнул. Запустилось сканирование. Семь процентов. Двадцать два процента…
— Лем.
— Что? — поднял глаза Искин.
— Кофе.
Баль сунул ему чашку с дымящейся черной бурдой.
— Синтетика?
— Ха! Я настоящий кофе уже года три как не видел!
— В «Ла Форже» за пять марок можно побаловать себя крохотной порцией, — сказал Искин, подув на кофе.
Баль присвистнул.
— Хрена себе!
— Меня тут угостили на прошлой неделе. Если бы я что-то разобрал…
От сладости кофе Искин слегка поплыл. Миг счастья был острый, резкий. Вспыхнул вселенной и тут же сжался обратно в ничто. У Искина даже появилось поганое чувство, будто его хирургически изъяли. Без анестезии.
Чик скальпелем…
Господи, маленькие мои, умеете вы сделать папе больно! Поманили и убили. Искин вздохнул и глотнул снова.
Нет, уже не то. Впрочем, и хорошо.
— Влей девчонке воды немного, — сказал он Балю.
— Куда? — раскрыл глаза Баль.
— В рот, господи!
— А!
Баль зачем-то поболтал бутылку, затем наклонился над так и не пришедшей в сознание девчонкой. Вода полилась мимо губ на постель.
— Баль! — остановил друга окриком Искин.
— У нее зубы сжатые.
— Лей осторожно.
— Понял.
Баль присел на кровать.
— И голову приподними, — сказал Искин, медленно вращая за спиной потихоньку отходящей рукой.
— Лем, ты меня как за маленького…
— А с тобой так и надо. Облагодетельствовал девчонку…
— Лем.
Глаза Баля, круглые, зеленоватые, обиженно моргнули.
— Ладно, извини, — сказал Искин, наблюдая как друг неуклюже водит горлышком бутылки по губам несчастной. — Напоил?
— Ага.
— На грудь плесни еще.
Пальцы Баля, закручивающие колпачок, замерли.
— Ей?
— Нет, мне! Я шучу.
— Так ей?
— О, Баль, Генрих-Отто, да!
Вода плеснула.
— Лем, я туплю, я не нарочно туплю, ситуация — сам видишь, — принялся извиняться Баль, вытряхивая из бутылки последние капли.
— Ты отдохнул? — спросил Искин, отставляя чашку на прикроватную тумбу.
— В каком смысле?
— В смысле, способен опять держать фонарь?
— Да, Лем,
— Сейчас держать придется меньше. Но, возможно, понадобится еще. Потом я бы на месте девчонки все же зарегистрировался.
— Лем, я ей скажу.
Искин повел биопаком в сторону, проверяя стабильность схемы, затем остановился, поднял голову.
— Баль, я не волшебник. Достаточно остаться десятку стабильных юнитов, и через месяц или через два они могут включиться снова. Черт знает, что выскочит из битой программы.
— Но если они битые, то, возможно, и не включатся.
— Возможно, — Искин откалибровал схему, разглядывая пузырчатый нарост колонии, одним усиком прилепившийся к лопатке, а другим — нырнувший в легкое. — Но, знаешь, это же Фольдланд-Киле-фабрик. Юниты юбер аллес. Ну, встанет она на учет, по-моему, ей же лучше.
— А ты? — спросил Баль, поднимая фонарь.
— Что — я?
— Ты почему не встал на учет?
— У меня — особая история, — отмахнулся Искин. — Длинная, безрадостная и полная цензурных вставок.
Баль хмыкнул.
— Ну, да, только это у всех так.
— Что, все бежали из Шмиц-Эрхаузена?
Баль побледнел.
— Лем, ты не рассказывал…
— Я и не бежал. Просто, Генрих мой Отто, мне сорок два. А девчонке — семнадцать-восемнадцать. Или вообще — шестнадцать. И она — никто. Она вряд ли, даже неосознанно, могла куда-нибудь вляпаться. Максимум — фигурирует в общем списке, в котором: «Фольдландс штаатсполицай просит экстрадировать на родину следующих лиц, заподозренных в незаконном пересечении государственной границы…» и так далее. Ей будет достаточно заполнить форму об угрозе политического преследования, и никто ее обратно не вышлет. Для меня же, мой дорогой друг, в противовес ей, Фольдланд — это богатое на взаимное неприятие друг друга прошлое.
— Ну, Лем, я же это… — виновато пробубнил Баль. — Если ты говоришь, что надо, так я ей скажу.
— И постарайся быть убедителен, — наставил палец Искин.
— Постараюсь, — кивнул Баль.
— И денег что ли… — Искин, порывшись в карманах, выудил несколько мятых банкнот в одну марку. — Дай ей от себя и от меня тоже.
— Лем…
— Дай, дай. Тощая же, как… И вообще — срам один, — сказал Искин, бросив взгляд на прозрачные трусики. — Может, приоденется.
— Я лучше ей на блошином рынке что-нибудь подберу.
— Ну, или так. Все! — Искин мотнул головой, показывая Балю на место у кровати. — Вставай на точку, свети.
— Руки мои, руки, — со вздохом сказал Баль, поднимая фонарь.
Вспыхнул свет.
Протягивая пальцы к ловушке, Искин случайно задел сосок. Сделалось неловко. Он подсел ближе, жмурясь, окунулся в конус света.
— Посвети девчонке на лицо.
— Понял, — сказал Баль.
Свет сдвинулся. Искин, сосредотачиваясь, зажмурился, накрыл ловушку ладонью с немеющими пальцами.