Тогайский дракон
Шрифт:
Поглядывая на поток лавы, Джуравиль задумался, пытаясь найти выход. В воздухе ощущался едкий запах серы — значит, определить, где находится беглец, по запаху Аграделеусу будет трудно.
У эльфа возникла идея. Он поглядел на далекую стену, потом вниз, прикидывая высоту моста.
От топота приближающегося дракона уже дрожали его пролеты.
Джуравиль разбежался по мосту и, подпрыгнув как можно выше, яростно заработал миниатюрными крыльями, ловя восходящие потоки нагретого лавой воздуха. Эльфа отнесло в сторону и с силой ударило о стену, но он удержался и пополз по теплому камню, стараясь все время держаться в тени.
Вскоре Аграделеус вбежал в пещеру и после недолгого колебания затопал по мосту. Дождавшись, пока его шаги начали затихать, Джуравиль изогнул шею и посмотрел на опустевший каменный мост. Если бы только ему удалось проползти над ним и вернуться в коридор, откуда он вышел…
Мост, однако, был далеко. Джуравиль понимал, что, попытавшись пролететь нужное расстояние, он, скорее всего, выбьется из сил и рухнет в поток лавы.
Оставалось одно: ползти по стене, что он и сделал, используя крылья лишь для того, чтобы уменьшить свой вес. Дюйм за дюймом эльф подбирался к стене с тем туннелем, откуда вышел, постепенно приближаясь к изогнутому мосту. Как только он окажется рядом, можно будет перебраться на мост.
Дюйм за дюймом.
На одном особенно гладком участке стены Джуравиль остановился, собираясь с силами. Передохнув, он уже готов был двинуться дальше, но в этот момент…
— Вот ты где! — послышался рев Аграделеуса.
Голос его звучал гораздо громче, чем раньше. Мгновение — и в свете горящих как факелы глаз дракона Джуравиль увидел на стене свою четко очерченную тень.
Он медленно повернул голову, но вдруг замер и закрыл глаза, заметив край огромного кожистого крыла. Дракон вернулся к своему истинному, чудовищному облику.
— Предатель! — Голос Аграделеуса загрохотал с такой силой, что стена затряслась, и эльф не удержался на ней.
Отчаянно взмахивая крыльями, он искал, но не находил, за что бы уцепиться. Пальцы кровоточили, ноги болели от ударов о камни.
Однако все усилия были тщетны. Джуравиль летел вниз, не в силах не только остановить, но даже замедлить падение.
Ему вспомнилась эльфийка Тантан, дорогая его подруга, погибшая в раскаленной лаве в недрах Барбакана, и он подивился зловещей усмешке судьбы, уготовившей ему ту же страшную участь.
ГЛАВА 20
Я ВИЖУ В ТЕБЕ СЕБЯ САМОГО
— Ты должна избавиться от гнева, — сказал Астамир.
Бринн мрачно посмотрела на мистика.
— Я своими глазами видела, как убили Ашвараву.
— Я видел много смертей, — отозвался Астамир. — И тебя спас от неминуемой смерти.
— Я видела, как убили родителей, — Лицо девушки исказила гримаса.
— Ты должна избавиться от гнева.
— Как можно забыть…
— Не надо забывать, — перебил ее мистик, — Ни в коем случае. Личность каждого из нас складывается в результате опыта, равно хорошего и дурного. Утрата воспоминаний хотя бы о части пережитого обедняет человека. Не надо забывать об этом. Пусть образы живут в твоей памяти, но не позволяй им подталкивать себя к самоуничтожению. — Бринн непонимающе посмотрела на него. — Гнев затуманивает сознание. Гнев толкает тебя на путь, с которого трудно свернуть, даже если здравый смысл подсказывает, что этот путь неверный. Да, ты собственными глазами видела, как убили Ашвараву. Но почему он погиб? Отчасти
Девушка не нашла что ему возразить.
— Это будет нелегко — снова поднять тогайру на борьбу с Тюрбанами.
— Это слово звучит в твоих устах отвратительно, Бринн Дариель, — заметил Астамир. — Тюрбаны… В нем есть оттенок презрения к врагу; вроде как речь идет не о людях, а о каких-то тварях.
— Презрения? Да будь у меня возможность, я бы поубивала всех Тюрбанов… ну ладно, всех бехренцев!
— Да? И бехренского ребенка тоже? И его несчастную мать? И человека, в жизни не поднимавшего оружия против тогайру? Неужели горечь поражения настолько изменила девушку, которой внушала отвращение необходимость прикончить беспомощных, лежащих на окровавленном снегу бехренских солдат? — Астамир улыбнулся, а потом, не выдержав, рассмеялся.
Бринн отвернулась, но возразить ей снова было нечего. Мистик оказался прав — уже в который раз! — и она чувствовала, что иначе как неразумными ее продиктованные гневом заявления не назовешь.
— Задумайся над тем, что для тебя входит в понятие «бехренцы», — посоветовал Астамир. — Отдай себе отчет в том, что не все они думают одинаково и не все заслуживают возмездия. Подумай о том, что даже те, кого ты ненавидишь больше всего, тоже люди и как таковые не меньше вас заботятся о своих детях, мечтают о лучшей доле для них и для самих себя.
— Ты предлагаешь мне отказаться от борьбы?
— Нет, просто хочу, чтобы ты оставалась верна самой себе. Ничего больше. Если ты снова встанешь на тропу войны, за это придется заплатить очень высокую цену. Прольется много крови, и бехренцев, и тогайру. Стоит ли свобода такой цены?
— Стоит! — без колебаний ответила Бринн.
— Тогда и говорить больше не о чем.
Астамир резко повернулся и ушел, оставив тогайранку на небольшом каменном мосту над глубоким ущельем.
Несколькими словами мистик сумел изменить линию ее жизни — совсем немного, но именно в том направлении, в котором уже и прежде устремлялись мысли самой Бринн.
Она знала: это всего лишь один урок из множества тех, что Астамир и другие братья и сестры Обители Облаков еще сумеют ей преподать.
— Я часто поражаюсь тому, насколько все мы схожи, несмотря на разные верования, разные имена богов и различные способы, помогающие достичь более высоких уровней сознания, — заметил Астамир, выходя из затемненной комнаты к поджидающей его взволнованной Бринн.
Девушка пошла на огромный риск, поведав мистику, который за последнее время стал ей очень дорог, об одном из величайших секретов тол'алфар — Оракуле. Но, похоже, ее рассказ о том, как она смогла разговаривать с погибшими родителями, не произвел на него того впечатления, на которое она рассчитывала.
— В конечном счете существует только одно направление, — начал Астамир, но замолчал, заметив на лице тогайранки разочарование, — Тебе известно о монахах церкви Абеля из Хонсе-Бира? — Бринн кивнула. — Они используют силу магических драгоценных камней, считающихся у них священными.
— Рейнджер, проходивший обучение вместе со мной, тоже умел пользоваться этими камнями, — сказала девушка.
— Жрецы-ятолы считают использование магических камней кощунством.
— А Джеста Ту? — спросила тогайранка.