Тогда и сейчaс
Шрифт:
– Вам, может, добавить? Мне не жалко.
Рыбалко попятился со словами:
– Большое спасибо, всё хорошо, я бросаю курить.
Больше он ко мне не заходил, а я, встречая его в лифте, ехидно спрашивала: «Вы что, правда, бросили курить?» Сосед смущённо отвечал: «Бросаю».
Я выпиваю и вздыхаю по жизни золотой, которая пришла и ушла, как пенистый морской прибой. Ну вот, я снова собралась замуж. Со «швейцаром» не сложилось: его, видно, Иван Кузьмич проклял. Утром несмело подхожу к отцу, который брился в ванной.
– Папа, – робко обратилась я к нему, – видишь ли, я выхожу замуж.
Отец, не прекращая своего занятия, интересуется:
– И как же зовут этого несчастного?
– Тони, – отвечаю
– Тоня? А зачем ей это надо?
Но уже на следующий день он серьёзно мне сказал: «Попроси у своего английского разведчика для меня костюм «Адидас». Когда меня посадят, я буду ходить в нём на следственные допросы». Так выглядело его благословение на мой брак. Говорят, что за границу не выпускали, а отец объездил весь мир, был в круизах, привозил нам подарки и радовался, как ребёнок. Удивительно, но все вещи и даже обувь точно подходили по размеру.
– Папа, – спрашивала я, – как ты так угадываешь?
Отец гордо отвечал:
– Я же протезист!
– А где ты взял так много валюты? Вам же выдали буквально копейки.
– А я там кое-что загнал, хотя со мной и ходил комитетчик.
– И как тебе удалось осуществить свой сложный замысел?
– Я ему сказал: «Вася, выбирай себе, что ты только хочешь», и контакт был налажен.
Я прекрасно помню его последний круиз в Японию. Январь, мы все ждём весточки. Мобильных телефонов тогда не было, об Интернете и говорить нечего, Фейсбук даже не фантастика. Отец на неделю пропал. И вдруг долгожданная телеграмма: «Попали в шторм, скучаю, отец». Мы рады – папочка жив! Скорей, скорей! Надо сообщить маме: «Наш папа попал в шторм, мама, всё хорошо!» Не отрываясь от чтения журнала, мама ехидно сказала: «В какой шторм он попал, мне хорошо известно. Он постоянно туда попадает. Вы, может быть, думаете, что меня это волнует? Нет, я ем шоколад и бью себя о жопу». Вот и поговорили. Зато чуть позже, когда вернулся отец, вся семья собралась вместе, рассматривая подарки. Я была довольна шёлковыми кофточками и кожаными брюками, мама улыбалась, тоже что-то примеряя, про шторм ни слова!
Я вспоминаю… Помню, однажды я пришла домой поздно ночью. Мама была в отъезде. Растрёпанный отец бегал по квартире в халате и нервно что-то выкрикивал. Из того, что я услышала, было ясно: он был в ужасе. «Я уже и не знал, где тебя искать, – кричал отец. – Где ты была? Что всё это значит?» Через двадцать минут в квартиру вошёл брат, и всё повторилось. Мы ничего не понимали, абсолютно ничего! Отец явно заболел. Позже мама пояснила, что наш папа к такой ночи не был подготовлен. «Всё очень просто, – улыбаясь, сказала она, – каждый вечер около одиннадцати часов папа задавал мне один и тот же вопрос: где дети? Я отвечала, что вы спите. Но в тот вечер в квартире папа находился один. Вот почему была такая нехорошая реакция». После этой дикой ночи папа не разговаривал с нами месяц, а когда проходил мимо, называл нас «детьми Ванюшина». Мы его жалели, но всё равно возвращались с прогулки домой поздно, а мама в спальне продолжала спокойно отвечать, что дети давно спят.
Я вспоминаю… «У тебя есть родители или ты сирота?» – задаёт мне вопрос жених. Пришло время знакомить его с родителями. Ужин состоялся в ресторане Дома кино. Мама кокетливо улыбалась и говорила папе, что ей на свадьбу необходим норковый палантин, как у Галины Вишневской. «Ничего не будет, – угрюмо отвечал отец. – Ты что, разве не видишь, что за столами сидят одни комитетчики? Я их бюджет хорошо знаю. Бутылка минералки и чашечка кофе». Однако поужинали мы спокойно, и нам никто не помешал. Интересно, там Володя был? Или занимался другими делами? На свадьбе мама была в норковом палантине. Хорошо подвыпивший папа подошёл вплотную к жениху и спросил:
Я вспоминаю… В апреле перед самым отъездом в Англию на улице Герцена встретила Ивана Кузьмича. Это произошло неожиданно. Видно, к своим ходил. Иван Кузьмич строго посмотрел на меня улыбающимися глазами и сказал:
– Вот-вот, значит, замуж вышла. И что он там с тобой делает?
– Я ещё не там, Иван Кузьмич, – отвечаю. – Когда буду там, то обязательно напишу вам на мужа. А коньяк «Камю» я могу принести.
– Оля, – взмолился Иван Кузьмич, – не приходи ко мне. Меня ж с работы выгонят.
Это была наша последняя встреча. Теперь, спустя много лет, я с удовольствием встретилась бы с этим строгим человеком, который мне всегда улыбался глазами. Хочу надеяться, что он ещё жив, хотя ему уже тогда было хорошо за шестьдесят. Я бы пришла и поставила на стол его любимый коньяк «Камю». Иван Кузьмич бы строго сказал «вот-вот», а потом мы бы обнялись.
Я вспоминаю… Через год в Лондон приехали мои родители, хотя говорят, что никого не выпускали за границу. Я их очень ждала, но это понятно. Главное, что они просто и органично влились в лондонскую жизнь. Особенно хорошо себя чувствовала мама. После экскурсий и музеев ходили по магазинам, название которых она хорошо знала. Кредитных карточек у родителей и в помине не было. Папа всё оплачивал налом, приговаривая: «Мне для своей жены ничего не жалко!» На его реплики никто внимания не обращал, главное, чтобы всё оплатил.
– Мне ещё вот этот бант в горошек, Саша, – говорила мама, смотрясь в зеркало.
Бант был взят, но почему-то не один, второй папа положил в карман. Перед выходом из магазина его накрыла мама:
– А ну-ка покажи, что у тебя там? – папа виновато вынул бант из кармана. – Это что? – голосом полицейского спросила мама.
– Бант в горошек, – ответил папа.
– Мы же мне уже купили. А это кому?
– Мне, – отвечает папа дрожащим голосом.
Бант конфискован, отец пожимает плечами. Помню, однажды, сидя на кухне, мы заметили папочку, проскользнувшего в дальнюю комнату. «Пусть освоится. Ему надо дать время, а потом будем брать с поличным», – решили мы. Вошли в комнату через пять минут. Отец держал в руках маленькую картонную коробку, он так радовался, что даже слово не мог вымолвить.
– Смотрите, смотрите, что я купил! Это же чистая везуха! – папа поднимает вверх маленькую шариковую авторучку, потом опускает её вниз острием и так несколько раз. – Шариковые авторучки с голыми бабами! Это же удивительно: так опустишь – грудь видна, этак опустишь – вообще всё! – отец безотрывно смотрит на авторучку, приговаривая, что он купил наконец-то то, что хотел, и в этом весь смысл всей его поездки, если, конечно, не считать Букингемский дворец. – Приеду в Москву и подарю всем врачам в клинике, а самую большую – таможеннику! Пусть ей рапорты пишет.
– Дай сюда, – сказала мама. Авторучки положили к банту.
Через некоторое время отец принёс в дом видеокассету, объяснив нам, что это – чистая порнуха! Мы, естественно, поинтересовались, как он её повезёт.
– А очень просто, – со знанием дела ответил отец, – от Захара человек зайдёт и провезёт.
– Это тот самый Захар, который два раза сидел за попытку переправить контрабанду за границу? – строго спрашивает мама.
– Точно, он! – обрадованно ответил папуля. Видеокассета присоединилась к банту и авторучкам. Больше отец ничего не покупал, потому что у него отобрали все деньги, последняя незначительная сумма была изъята из ботинка.