Тогда нас было трое

Шоу Ирвин

– Весной она просто сходит с ума по этой клубнике. Скажи, ты хоть раз в жизни на что-нибудь опаздывал?

– Нет, - сказал Мэнни.

– И ты считаешь, что еще не поздно менять образ жизни? По-моему, это легкомысленно...

Мэнни пошел в ванну и набрал в стакан воды. Когда он вернулся, Берт по-прежнему лежал в постели, свесив ноги, и курил. Мэнни подошел, и аккуратно вылил ему воду прямо на загорелую грудь. Вода разбрызгалась и тоненькими ручейками потекла по ребрам на простыню.

– Освежает, - сказал Берт, не выпуская сигареты изо рта.

Они оба засмеялись, и Берт сел на кровати.

– Ладно, толстяк, я правда не думал, что ты всерьез.

–

Идея в том, чтоб не уезжать отсюда, пока не испортится погода. От такого солнца ехать домой?

– Ну, а как быть с билетами?

– Пошлем телеграмму в пароходство, сообщим, что поедем позже. Они будут счастливы: у них там желающих хоть пруд пруди.

Берт рассудительно покивал.

– А как быть с Мартой?
– спросил он.
– Вдруг ей уже сегодня надо быть в Париже?

– Марте никуда не надо. И никогда не надо. Ты это знаешь не хуже меня.

Берт снова кивнул.

– Самая везучая девушка в-мире.

За окном снова раздался выстрел. Берт повернулся и прислушался. Еще один.

– Ото, - сказал Берт.
– Дай бог, чтобы сегодняшняя куропатка была не хуже вчерашней.

Он поднялся. В своих развевающихся пижамных штанах он похож был на мальчишку, из которого выйдет неплохое пополнение для команды колледжа, если его усиленно откармливать целый год. До армии он был круглолицый и розовощекий, но к майской демобилизации стал тощим и долговязым, и у него торчали ребра. Когда Марта над ним подтрунивала, она говорила, что в плавках он похож на английского поэта.

Берт повернулся к окну, а Мэнни обошел кровать и стал рядом с ним, глядя на горы, на море, на солнце.

– Ты прав, - сказал Берт, - только идиоту придет в голову уезжать в такой день. Пошли скажем Марте, что представление продолжается.
– Они быстро натянули веревочные туфли, полотняные штаны и тенниски, поднялись по лестнице и без стука вошли к Марте. Ветер хлопал ставнем по стеклу, но Марта продолжала спать, свернувшись под одеялом так, что наружу торчали только макушка и несколько спутанных черных и коротких прядей. Подушка валялась на полу.

Мэнни и Берт помолчали, глядя на свернувшуюся клубком, закутанную в одеяло фигурку, и каждый был уверен, что другой даже не подозревает, о чем он думает.

– Проснись! Проснись для славы, - негромко сказал Берт. Он подошел к постели и потрепал Марту по макушке. Мэнни почувствовал, как у него самого по кончикам пальцев пробежал электрический ток.

– Не надо, еще же ночь, - сказала Марта, не открывая глаз.

– Уже почти полдень.
– Насчет полдня Мэнни соврал на два часа.
– И нам нужно тебе кое-что сказать.

– Говорите и выметайтесь, - буркнула Марта.

– Понимаешь, у толстяка родилась идея, - сказал Берт над самой ее головой.
– Он хочет остаться здесь до самых дождей. Как тебе это нравится?

– Вполне.

Берт и Мэнни с улыбкой переглянулись: до чего хорошо они ее изучили.

– Марта, - сказал Берт, - ты единственная девушка в мире, которая лишена недостатков.

Потом они вышли, чтобы дать ей одеться.

Они познакомились с Мартой Холм во Флоренции. Они бродили по одним и тем же музеям и церквям и поэтому постоянно сталкивались друг с другом; она была одна и явно американка, и, как сказал Берт, красивее оттуда не привозят, и они в конце концов разговорились. Может быть, все дело в том, что-впервые они столкнулись с ней в галерее Уффици, в зале Боттичелли, и Мэнни в первую минуту показалось, что, если бы не короткие, темные, неровно подстриженные волосы, она была бы вылитая Примавера [весна (ит.) картина Боттичелли], высокая, тонкая и по-детски угловатая, с продолговатым узким носом и глубокими, задумчиво-грустными, таящими опасность глазами. Мэнни почувствовал, что зашел в своих фантазиях слишком далеко, и смутился: какая она Примавера - нормальная американка в брюках, двадцать один год от роду, из них год у Смита, а все-таки... Он никогда не говорил об этом Марте, а уж Берту - тем более.

У Марты было множество знакомых во Флоренции и окрестностях (потом обнаружилось, что у нее множество знакомых в любом месте и любых окрестностях), и она устроила так, что их пригласили пить чай на вилле с плавательным бассейном в Фьезоле, а потом на званый вечер, где Мэнни несказанно удивился, обнаружив, что танцует с графиней. Марта уже два года обживала Европу, она прекрасно знала, куда стоит ходить, а где тоска зеленая; она говорила по-итальянски, и по-французски, она бывала готова, когда обещала быть готовой, не ныла, если приходилось сделать пять шагов на своих двоих, смеялась, когда Берт и Мэнни шутили, могла пошутить сама, не хихикала, не рыдала и не дулась, и это ставило ее на пять голов выше любой другой известной Мэнни девицы. Они пробыли во Флоренции три дня, и пора было двигаться в Портофино и дальше во Францию, но даже думать не хотелось о том, чтобы оставить ее во Флоренции одну. Судя по всему, собственных планов у нее не было.

– Я говорю матери, что посещаю лекции в Сорбонне, и это, в общем-то, правда, по крайней мере зимой.
– Ее мать после третьего развода жила в Филадельфии, и Марта время от времени посылала туда фотографии, чтоб, когда она наконец надумает возвратиться, не случилось конфуза на пристани: вдруг мамаша ее не узнает?

У Мэнни с Бертом был серьезный разговор, после чего они засели с Мартой в кафе на Пьяцца дель Синьориа, заказали кофе и выложили ей все.

– Мы постановили, - начал Берт, а Мэнни сидел рядом и молча соглашался, - мы постановили, что группа Брукс - Карбой - путешествие по Европе без путеводителя - готова использовать вас в качестве переводчика, квартирмейстера и главного дегустатора заграничных деликатесов. Плюс облагораживающее женское влияние. Вас интересует такое предложение?

– Да, - сказала Марта.

– Тогда мы бы хотели как-то увязать наши расписания, - сказал Мэнни.

– Плыть по течению - вот и все мое расписание, разве я вам этого еще не говорила?
– Марта улыбнулась.

Но Мэнни любил во всем доскональную ясность.

– Значит, из этого следует, что вы хотите с нами поехать?

– Из этого следует, что я очень хочу с вами поехать. И я надеялась, что вы меня позовете с собой.
– И она с признательностью поглядела сперва на Мании, потом столько же на Берта, веселая и уже готовая ко всему на свете.

– Ладно, - сказал Берт.
– Мы с Мэнни все обсудили, и, как говорится, карты на стол. Тут надо кое-что обговорить заранее, иначе у нас будет не жизнь, а сплошной кошмар. Мы тут выработали небольшой деловой свод законов, и если вы их принимаете - мы завтра трогаемся. Если нет - желаем вам приятно провести лето.

– Давай, Берт, - заторопился Мэнни, - не пересказывай всю преамбулу конституции.

– Правило номер один.
– Марта слушала Берта очень внимательно и кивала.
– Оно же правило основное. Никакой путаницы в отношениях. Мы с Мэнни старые друзья, мы кучу лет мечтали об этом путешествии, нам было неплохо до сих пор, и мы не хотим кидаться друг на друга, драться на дуэли и тому подобное. Но знаю я этих женщин...
– Он сделал паузу и подождал, чтоб кто-нибудь улыбнулся. Они не улыбнулись.