Токио не принимает
Шрифт:
– Чем ты занимаетесь, дедушка? Куда вы шли сегодня вечером? – Бернар почему-то говорил шепотом.
– Честно говоря, я сам толком не знал, куда иду. Со мной в последнее время происходит что-то странное.
– Откуда вы?
– Я живу в Марокко. В Касабланке. Я служил рекламным агентом. Потом бросил это занятие.
– Вы приехали в надежде найти работу?
– Нет. Просто так.
– Понятно.
Бернар думал о событиях, происшедших с ним в этот вечер, начиная с момента, как он услышал звонок в дверь и увидел на пороге большой квартиры, еще несколько часов назад бывшей его домом, улыбающегося Даниэля.
– Так вы в отпуске?
Фарид некоторое время продолжал смотреть в потолок. Затем отбросил простыню, демонстрируя обнаженное тело. Не без труда он приподнялся, медленно спустил ноги с кровати, сел на её край и наконец встал.
Он стоял, освещенный желтым неровным светом, льющимся через шторы. Тонкие ноги, тазовые кости резко выступают сквозь кожу по обе стороны дряблого небольшого живота, свисающего надлобковой растительностью. Старик стоял будто по стойке «смирно», прижав руки к бокам, но что-то словно клонило его к земле.
Однако не изможденная фигура привлекла внимание Бернара. Он изумленно смотрел на опухоли и рубцы, покрывавшие все тело Фарида, шрамы на груди и на ногах, вздутия, напоминающие норы кротов, на животе, струпья, похожие на горные гряды, нанесенные на рельефные карты. Создавалось впечатление, будто его кожа вот-вот лопнет, как будто человек решил, превозмогая боль, навеки расстаться с ней и обрести новую, как у блестящих рептилий.
– Посмотрите на мое тело. Я умираю, Бернар. Мне осталось жить всего несколько недель. Какое-то неведомое растение завелось внутри. Цветы распускаются под моей кожей, сжимая мозг и нервы, врастая во внутренние органы. Скоро они лопнут, и я умру. Тут уже ничего не поделаешь. Теперь я могу лишь слегка приглушить боль.
Бернар не находил слов. Откровенно говоря, ему стало нехорошо при виде тела человека, у которого даже ногти на пальцах ног обесцветились от прикосновения смерти. Он не мог смотреть на старика, но отвернуться от больного было бы непорядочно. Слова утешения тоже как-то не приходили ему в голову – да и какой от них толк? – за исключением оптимистических банальностей вроде: «Возможно, все не так плохо, как вам кажется» или: «Может быть, есть лекарство, которое вы еще не пробовали». Он уже с тревогой размышлял о том, что старик может умереть в номере. Бернар молча.
Фарид вновь опустился на кровать и накрылся одеялом.
– Интересно не то, Бернар, что ты не находишь слов, когда я говорю тебе о смерти. Ты меня не знаешь, и сообщение о моей смерти вызовет у тебя такие же чувства, какие ты испытываешь при чтении некролога в газете или слышишь о кончине постороннего человека. В этом нет ничего необычного. Странно то, что я тоже не могу ничего сказать по этому поводу, хотя моя смерть должна гораздо больше занимать меня, чем тебя.
Когда тебе сообщают о неминуемой скорой смерти и ты принимаешь это как факт, в голове поначалу появляется множество слов утешения: как протянуть подольше и облегчить предсмертные муки. Однако эти слова не в состоянии приглушить надвигающуюся на тебя смертельную тишину. И наступает момент, когда тебе становится просто необходимо заглянуть в глубь нее.
И вот я решил провести последние дни жизни в поисках слов, которые объяснят мне тайну. Я искал у себя на родине, объехав её вдоль и поперек, но ничего так и не нашел. Теперь ищу здесь. Я знаю, что где-то должны быть слова, которые помогут выразить объявшую меня пустоту. Но я уже почти труп, а мои усилия пока остаются бесплодными.
Вставало солнце, наполняя номер синеватыми тенями. Голова Фарида покоилась на подушке, словно гротескное изваяние, распираемое изнутри растениями. На лбу виднелись капли запекшейся крови. Одни лишь глаза сверкали болезненным блеском на предсмертной маске лица.
– Я очень устал, Бернар. С каждым днем мне становится все труднее продолжать поиски. Однако меня одолевает желание узнать: должен ли человек в момент смерти лишь дойти до края пропасти, ощущая за спиной поток времени, и потом лететь вниз, замирая от страха? Не готовый к казни и стыдящийся самого себя, словно бывший фаворит короля, которого выдергивают из постели и волокут на смерть в одном нижнем белье. Если я найду слова, которые помогут мне построить мостик от жизни к смерти, сделанный по всем правилам инженерного искусства, который я тщательно осмотрю, прежде чем ступлю на него и пойду по нему в вечность, – тогда все будет по-другому. Мне надо продолжать поиск. О, если бы нашелся человек, который способен мне помочь…
Фарид не закончил фразу, но прежде чем слова полностью растворились в небытии, два одновременно произошедших события нарушили тишину и покой комнаты. Над головой Фарида появилась яркая полоска света: это солнечный луч нашел прореху в шторах. Рано вставший сосед сверху спустил воду в унитазе, которая с шумом полилась вниз по трубе, минуя их номер, предположительно в городскую канализацию. Потом раздалось характерное шипение воды, снова наполняющей бачок. И опять воцарилась тишина.
Бернар был совершенно подавлен. Он не хотел иметь ничего общего со стариком. Сказанное тем пугало его. И все же он не смел отказать.
«Помогу ему и покину мир людей, – подумал он. – Окажу на прощание последнюю услугу человечеству, среди которого я жил все эти тридцать шесть лет».
– Я найду тебе нужные слова, Фарид, – сказал он решительно и посмотрел на старика. – Какими бы они ни были, я как можно скорее отыщу их. Но перед тем, как начать, хочу сообщить тебе, что я подмененный. Смерть мне не грозит.
Фарид промолчал. Бернар продолжал:
– Мне кажется, ты должен знать об этом.
– Спасибо, Бернар. Благодарю тебя от всей души. – Он повернулся к нему и улыбнулся.
– Вот только как же мне узнать твои слова?
– Понятия не имею. Это будут новые слова, не из прошлого, а из будущего.
– Начну сегодня же.
Гроза прекратилась, Париж нежился под ясным летним небом, чудесно благоухал чисто вымытыми дождем крышами домов и сырой землей. День выдался настолько удивительный, что люди застывали на месте и любовались: здания сияли, прохожие улыбались друг другу, деревья блестели листвой. Бернар сел на край фонтана, чтобы хорошенько обдумать случившееся и понаблюдать за происходящим вокруг. Над его головой в ярком свете солнца кружили голуби, порой раздавались радостные крики, заглушавшие даже ликующий шум воды. Радужные брызги долетали до его лица, но, несмотря на всеобщее природное ликование, Бернар мыслил очень ясно и живо.