Токио не принимает
Шрифт:
Через неделю нахлынула новая волна инфекции, и люди теперь думали уже только о болезни. Пятеро из шести первоначально заболевших умерли, успев заразить еще сто девять человек. Многие уже знали людей, имеющих отношение к зараженным. Шепотом из уст в уста передавались страшные истории об ужасах, которые несет с собой оспа. Рассказывали о женщине, остававшейся в полном сознании, в то время как её воспаленная кожа буквально рвалась на части, оставляя на теле лишь кровавое месиво. У одного подростка, почувствовавшего во время приступа лихорадки острое желание облегчиться, через анальное отверстие вышла кишка длиной в метр. На смену негодованию пришел ужас. Полки супермаркетов опустели, так как люди стали набивать дома припасами, стараясь сократить до минимума общественные связи. В течение нескольких дней торговля в городе практически прекратилась. Офисы и школы опустели, улицы выглядели странно: по тротуарам быстрым шагом передвигались люди в масках, старающиеся держаться как можно дальше друг от друга.
Именно тогда президент республики выступил по телевидению с обращением к нации.
– Братья и сестры, французы, – начал он доверительно, – я выражу общее мнение, если скажу, что впервые в жизни чувствую себя в такой степени обеспокоенным судьбой нашей страны и народа. Напасть, поразившая нашу красивую и любимую столицу, является одним из древнейших и наиболее опасных врагов человечества. Мы должны приложить все усилия и проявить все мужество, чтобы победить его. На протяжении истории страны мы не раз сталкивались с различными бедствиями, которые только закаляли нас. Мы переживали тяжелейшие испытания и выходили из них победителями. Уверен, что французы преодолеют эту беду.
Президент выразил искреннее сочувствие всем тем, в чьи дома проникла болезнь, и заверил, что страна разделяет их скорбь. В своей речи он неоднократно подчеркнул тот факт, что остается со своим народом в изолированном от всего мира городе. А затем перешел к практическим вопросам. Для сдерживания эпидемии, заявил он, будут приняты необходимые меры.
– Прежде всего надо ограничить всякие передвижения по Парижу. Многим людям будет нелегко с этим смириться, но осе же необходимо исключить появление на улицах зараженных, которые будут способствовать распространению инфекции. Далее, каждый человек должен пройти вакцинацию против оспы, тогда через несколько недель у граждан выработается стойкий иммунитет. Все это будет нелегко осуществить: в городе и окрестностях проживают около двенадцати миллионов человек, и нам придется завозить вакцину из Соединенных Штатов Америки, чей президент любезно согласился предоставить нам всю необходимую помощь. Мы уверены, что первые поставки начнут прибывать уже через семь дней; когда передвижения по городу прекратятся, мы без труда сможем начать прививки. После проведения в жизнь этих мер болезнь должна отступить. Мы победим ее.
Речь президента тем не менее ничуть не успокоила население. Более того, именно в тот вечер, когда прозвучало телеобращение, началась настоящая паника. По всему городу люди стали строить баррикады возле своих домов, чтобы защититься от эпидемии и насилия. Они укрепляли ворота садов и заделывали отверстия в оконных створках. Многие устремились на дороги в поисках пропавших друзей, и родственников. Нашлось немало и таких, кто решил на свой страх и риск предпринять решительные действия по искоренению причин болезни. Горожане считали бездомных бродяг наиболее вероятными разносчиками заразы, и их поисками по всему городу занялись группировки, состоящие из негодующих представителей среднего класса. В ходе одного из множества инцидентов, связанных с зачистками, женщины, достающие хлебные обрезки из мусорных мешков возле булочной, были без промедления забиты до смерти. Огонь стал весьма популярным инструментом очищения: группа молодых людей сожгла целый район в северной части города, обнаружив там пару дохлых кошек. Запылали мечети, ибо никто не верил в то, что эпидемию распространяли французы, и люди мигом забыли о расовой терпимости, начав преследовать иностранцев. Самые невероятные слухи распространялись со скоростью света. Говорили, что бактериями оспы заразили воду. После сообщений о том, что одна женщина заразилась оспой, пообедав в казино, жители стали нападать на все игорные дома. Количество жертв насилия на ранней стадии эпидемии превышало число погибших от самой болезни. А появление мертвых тел на улице лишь увеличивало страх заражения. Общая атмосфера хаоса вела к дикости, все чаше происходили изнасилования. Ощущение надвигающегося апокалипсиса усиливало не только стремление к самосохранению, но и желание разрушать и убивать перед лицом неизбежной смерти. О таких событиях не писалось в газетах, однако на время они стали новой повседневной реальностью, в которой приходилось жить большинству парижан. (Впоследствии, разумеется, проводились расследования с целью предать гласности все преступления против законности и порядка.)
Тем временем члены правительства и высшие военные чины сидели в затемненном зале с коринфскими колоннами и слушали доклады эпидемиологов. Они настаивали на постройке заграждений по всему городу, дабы остановить все движение и тем самым прекратить распространение эпидемии. Главный архитектор представил свой проект защиты Парижа: основные бульвары должны быть перекрыты железными заборами, разделяющими город на отдельные участки, внутри которых создастся плотная сеть более мелких заграждений. На огромной карте столицы вся эта защитная паутина выглядела очень красиво. «Слава Гусману», – проговорил кто-то из присутствующих.
Правительственные чиновники сидели на большом расстоянии друг от друга.
Однажды вечером в номере гостиницы зазвонил телефон.
– Алло?
– Бернар? Это Даниэль.
– Как ты нашел меня? Я никому не говорил, где нахожусь. Каким образом тебе удалось разыскать меня?
– Ты же знаешь, у нас есть свои информационные сети. Послушай, я обращаюсь к тебе как к другу. Нам всем пора убираться отсюда. Возвращаться домой. Оспа распространяется, и ты прекрасно понимаешь, как опасна для нас такая болезнь. Оставь свои безумные затеи, Бернар, и уходи.
– Но почему ты еще здесь?
– Я не менее тебя привязан к этому миру. Однако я ухожу сегодня. Оставаться слишком рискованно.
– Я пока не могу уйти. Знаю, что веду себя глупо, но и сам толком не понимаю, что творю, Даниэль. Я занимаюсь одним делом и собираюсь довести его до конца. Пообещал помочь другу, который крайне нуждается во мне. Мне необходимо закончить работу. Ты можешь называть меня излишне сентиментальным или обремененным чувством вины – как угодно.
– Подумай хорошенько, Бернар. Если ты заразишься оспой, то уже не сможешь вернуться. Разве услуги, которые ты оказываешь человеку, стоят этого? Он все равно умрет – сейчас или потом.
– Я уже все решил для себя. В настоящее время я совершенно здоров. А через несколько дней мне уже не удастся ничего сделать для него, так как все движение по городу будет остановлено. Так что добьюсь я успеха или нет, мне все равно скоро придется уйти.
– Прошу тебя, подумай еще раз.
– Не волнуйся. Я все обдумал. Скоро мы встретимся с тобой.
Проснувшись утром, Бернар увидел, что Фарид выглядит еще хуже, чем раньше. Он не спал всю ночь, и его лицо очень опухло.
– Кажется, они начинают прорастать.
Бернар осторожно стянул со старика мягкое одеяло. Все верно – маленькие зеленые побеги пробивались сквозь кожу Фарида в самых разных местах. Отверстия, очевидно, причиняли бедняге боль: из них сочился гной, некоторые кровоточили.
– Они идут и через спину. Просто не знаю, как мне теперь лежать ночью.
Бернар принес из ванной туалетную бумагу и начал вытирать раны. Старик, похоже, смущался.
– Не беспокойтесь обо мне. Все хорошо, – сказал он.
– Все надо как следует прочистить, Фарид. В раны может легко проникнуть инфекция. Я куплю антисептические средства, а потом обрежу концы побегов. Тогда вы, возможно, уснете.
Он стал готовиться к новому дню поисков. А когда уже уходил, услышал тихие слова Фарида:
– Люди говорят, что каждый умирает в одиночку. Банальность, не так ли? Но я чувствую себя именно одиноким в предсмертный момент. Лежу тут целыми днями, пока вас нет, и ощущаю, как растения пускают корни в моих легких, оставляя все меньше и меньше места для воздуха. Я чувствую себя самым одиноким человеком в мире. Вы были так добры ко мне, Бернар. Но даже вы не представляете, какой ужас творится у меня в душе.