Только ты
Шрифт:
– Можно? – спросила она спокойно.
Вопрос был излишним. Она уже выровняла разветвленный конец стержня, нацелив его в сторону Рено. Металлическая палочка балансировала между ее ладонью и большим пальцем так легко, что дыхание могло сдвинуть ее.
Рено поколебался, пожал плечами и небрежно направил разветвленный конец стержня к концу другого. Он держал стержень так же, как и Ева, балансируя им между ладонью и большим пальцем.
Ева медленно пошевелила рукой. Выемки встретились, соприкоснулись и соединились, словно магнит с железом.
В этот момент какой-то неведомый ток пробежал от стержней к рукам обоих, ошеломив экспериментаторов.
Вскрикнув, Ева отпустила стержень. То же самое сделал Рено.
Калеб на лету подхватил обе металлические палочки. Странно посмотрев на Еву и Рено, Калеб подал им стержни.
– Что-то не так? – спросил он.
– Я была неловкой, – поспешно произнесла Ева. – У меня дрогнула рука, и я столкнула стержни.
– Мне вы не показались неловкой, – заметил Калеб.
Рено не сказал ничего. Прищурившись, он просто смотрел на Еву своими зелеными глазами.
– На сей раз я попробую, – заявил Рено.
Ева установила свой стержень и замерла.
– Готова.
Рено стал медленно подносить свой стержень все ближе, пока выемки обоих стержней не соприкоснулись.
И снова таинственный ток пробежал от Рено к Еве.
На сей раз они сумели удержать стержни, но оба задышали часто и тяжело. Казалось бы, эти непроизвольные движения должны были развести иглы.
Этого не произошло.
– На счет «три», – предупредил Рено.
Его голос звучал необычно низко, как-то бархатно. Это было похоже на ласку, неощутимую, но бесспорную, как и легкие токи, бегущие по испанским стержням, сливающие воедино две половины одного загадочного целого.
– Да, – прошептала Ева.
Они дружно сделали шаг вперед.
Переплетенные стержни легко двигались и создавали впечатление слегка намагниченных.
Рено сознательно отдернул руку. Стержни мгновенно разошлись.
– Снова, – сказал он.
Стержни подошли друг к другу, словно живые, как будто мечтая о неуловимых токах, которые объединяют их.
– Черт побери, – прошептал Рено.
Он оторвал взгляд от загадочно поблескивающих стержней и посмотрел на женщину с золотыми глазами.
И он подумал: уткнуться бы сейчас в Еву, ощутить всем телом ее трепет, как ощущают друг друга блестящие металлические лучики, по которым проходит горячий загадочный ток.
8
Задолго до рассвета Ева проснулась, оделась и тихонько выскользнула из дома. С багажными сумками и спальным мешком она направилась к конюшне. Она рассчитывала, что Рено уже там и готовит к дороге лошадей, поскольку слышала, как Калеб поднялся раньше и вышел из дома. Подходя к конюшне, она уловила приглушенные звуки мужских голосов.
Хотя Ева плохо спала в предыдущую ночь, ей было не по себе и не хотелось оставаться в комнате для гостей ни минутой дольше. Она объяснила это тем, что просто возбуждена началом охоты за золотом, которым владели, но которое так и не смогли заполучить многие поколения Леонов.
Однако не золотые миражи преследовали Еву во сне. Из ума не выходили волшебные стержни, которые стремились навстречу друг другу и по которым пробегал таинственный, ошеломляющий ток.
Дверь конюшни была открыта. Снаружи двое высоких мужчин хлопотали около четырех лошадей. Подвешенный на столбе фонарь тускло горел в редеющей ночной мгле.
Бесшумно приблизившись, Ева услышала голос Калеба и разобрала его слова:
–…спускаются с высокогорья. Большинству из них не до зимних лагерей, они рыщут повсюду.
Рено что-то процедил сквозь зубы.
– И из этого следует все остальное, – заключил Калеб.
– Что остальное?
– Знаешь, как твой зять и друг я должен предупредить тебя, что может случиться, когда мужчина берет с собой хорошенькую девушку в дикую страну, – медленно произнес Калеб.
– Не набирай столько воздуха, – сказал Рено. Затем пояснил: – Да не ты, а Любимица… Если будешь набирать много воздуха, получишь пинка в живот.
Ева улыбнулась. За время путешествия она узнала, что лошадь Рено регулярно пускалась на хитрость: набирала слишком много воздуха перед тем, как он затягивал на ней подпругу, а потом выдыхала его. Если бы Рено не знал об этом маленьком трюке, у него был бы весомый шанс полететь кувырком.
Кожа зашуршала о кожу. Рено туго затянул подпругу. Лошадь заржала и с неудовольствием забила копытом.
В предрассветной тиши каждый звук был чистым и отчетливым.
– Ведь и я в свое время взялся охранять хорошенькую девчонку, которая отправилась в Сан-Хуан на розыски своего брата, а закончилось это женитьбой.
Слышно было, как Рено размеренными, энергичными движениями закреплял подпругу.
– Виллоу – это одно дело, – проговорил наконец Рено. – А Ева – лошадка совершенно другой масти.
– Не так уж и другой… Ее волосы, правда, чуть потемнее, чем у Виллоу, и глаза не карие, а золотые, но…
– Я не об этом, – перебил его Рено.
– Ты напоминаешь мне мустанга, который впервые за всю свою дикую жизнь почувствовал аркан, – заявил Калеб.
Рено хотел было что-то сказать, но только махнул рукой.
Засмеявшись, Калеб начал укреплять вьючное седло на небольшой жилистой гнедой лошади. Ее густая грива спадала на плечи, хвост был такой длины, что оставлял отметки на пыльной почве.
Рядом стоял еще один гнедой мустанг. Это были близнецы. Поскольку их трудно было различить, их называли Длинногривый Первый и Длинногривый Второй, в зависимости от того, кто из них был ближе к говорящему в данный момент. Мерины были неразлучны. Куда шел один, туда следовал и другой.
Второй Длинногривый был уже нагружен. Помимо обычного снаряжения были приторочены пустые канистры и два больших бочонка черного пороха по обе стороны седла.