Только ты
Шрифт:
– Ты уверена?
Говоря это, он стал играть завитками волос, охранявших вход в девичье лоно. Его прерывистое дыхание, движение руки, ласкающей чудесный цветок, и трепет Евы слились в едином ритме.
– Сладкая девочка… Говори, прошу тебя… Тебе не больно?
– Нет… У меня здесь ноет… но это не то… – Она замолчала. – Это другое…
– Что же?
– Я… – она прерывисто вздохнула. – Я не могу… не знаю… как сказать…
– Ты стесняешься? – мягко спросил Рено.
Она кивнула.
– Попробуй рассказать, – увещевал ее
– Как ты можешь? – пробормотала она. – Ты вообще ничего не делаешь.
Рено негромко рассмеялся, и Ева ощутила тепло его дыхания, когда он наклонился к ее груди. Он поцеловал упругие соски, отчего те напряглись еще сильнее.
Ударила чувственная молния и пронзила тело насквозь. Она испытала прилив желания, который походил на приступ ноющей боли.
– Я испытываю боль, но не оттого, что ты что-то сделал, – сказала Ева, подавляя стон. – Я испытываю боль оттого, что ты кое-что не сделал.
– Ты уверена?
– Да!
Рено все еще колебался, вспоминая алые следы крови. Его ужасало, что девственницу он взял грубо и быстро, небрежно разорвав бесценную преграду.
Рено стал осторожно ласкать Еву, гладя темное облачко волос внизу живота, которое казалось черным при свете звезд. Рено услышал перебои в ее дыхании, затем остановку и наконец прерывистый вдох, когда его пальцы спустились с шелковистого облачка и отыскали упругие, теплые лепестки.
– Тебе приятно? – спросил он.
Она лишь благодарно застонала в ответ.
Рено ласкал внутреннюю поверхность девичьих бедер. Ева податливо раздвинула ноги, словно приглашая Рено к еще более интимной ласке. Когда Рено провел пальцами по горячей влажной расселине, он ощутил трепет готовности и благодарную отзывчивость лепестков. Возбуждение Рено возросло до такого состояния, в котором неведомым образом переплетались боль и наслаждение.
Не отдавая себе отчета в своих действиях, Рено расстегнул брюки. Когда он понял, что подошел к опасной черте, он отодвинулся и мгновенно вскочил на ноги.
Он стоял, сжав кулаки, тяжело и часто дыша, словно после долгого бега. Он смотрел сверху на лежащую у его ног девушку, которая следила за ним темными в ночной полутьме глазами. При виде того, как вздымались и опадали ее обнаженные груди, ему захотелось сбросить остатки одежды и припасть к ним.
Желание было сейчас даже более мучительным, чем тогда, когда он взял ее первый раз. Это пугало его. Он не должен был так зависеть от женщины. Однажды он дал себе в этом клятву.
– Рено? – прошептала Ева.
– Я боюсь причинить тебе боль, – сказал он. – Но я чертовски хочу тебя.
Она призывно протянула к нему руки.
– Ева… проклятье, ты не понимаешь, что ты делаешь?
Тем не менее руки Рено сбросили остатки одежды, хотя разум говорил ему, что нужно оставить Еву в покое до того времени, когда он немного подостынет, иначе его желание отдаст его ей во власть.
Сквозь полуопущенные веки Ева наблюдала за тем, как Рено раздевался. Его тело дышало жаром. Мощные мышцы перекатывались и играли под кожей при малейшем движении. Он швырнул свои трусы рядом с ее лифчиком, и свидетельство его возбуждения предстало во всей своей мощи.
– Теперь-то ты испугалась? – спросил Рено нарочито грубым голосом.
Ева покачала головой.
– А должна бы, – сказал он. – Я никогда еще не желал женщину с такой силой.
Вместо ответа Ева пошевелилась. Ее округлые бедра призывно поднялись навстречу.
Рено медленно опустился на колени между девичьих ног.
– Ты не знаешь… – начал было он, но не смог продолжить.
– А ты научи меня, – прошептала она.
Пробормотав слово, которое было одновременно проклятьем и молитвой, Рено протянул руки к Еве. Он стал ласкать ладонями внутреннюю поверхность ее ног от щиколоток и до верха атласных бедер, наслаждаясь гладкостью и упругостью кожи и все более раздвигая девичьи ноги. Он не мог остановиться, продолжая снова и снова оглаживать открывшуюся перед ним обольстительную красоту.
Ева казалась мягче шелка, она пылала и трепетала при каждом его прикосновении. Рено осторожно погрузил палец между влажных упругих лепестков. Щедрый ароматный дождь оросил его, когда он скользнул в тесную глубину.
Рено медленно увел руку, чувствуя, что дрожит, и понимая, что не должен продолжать. Он не ожидал от Евы такой готовности к соединению и такого желания после испытанного ею потрясения.
– Я постараюсь быть осторожным, – произнес Рено сквозь сжатые зубы.
– Я знаю, – ответила Ева. – Но не перестарайся. У кошек жизнь не единственная.
Он улыбнулся, несмотря на то что чувствовал напряженность во всем теле, а по спине у него струился пот.
– Ты меня сжигаешь до смерти, gata… – Затем хрипло добавил: – Помоги мне.
– Как?
– Подними колени.
Длинные девичьи ноги взметнулись вверх.
– Чуть повыше… Ага, вот так… Боже, – задыхаясь, произнес Рено, – как бы я хотел тебя сейчас увидеть!
Ева приглушенно застонала, почувствовав, как его пальцы ласкают расцветший в ночи цветок, который был полностью открыт ему. Он словно хотел на ощупь запомнить то, чего не мог ясно рассмотреть при свете звезд.
Рено нежно коснулся атласного узелка, спрятанного между лепестками.
У Евы вырвался звук, свидетельствующий то ли о наслаждении, то ли о боли.
– Говори мне, если тебе больно, – сказал Рено, – говори обязательно.
Он несколько раз провел кончиками пальцев вокруг живого узелка, затем нежно дотронулся до него и слегка сжал.
Ева испытала мощный чувственный удар.
– Ева!
Она не ответила. Невыразимо сладостная волна накрыла тело девушки, не давая ей думать или говорить. Сбой дыхания, сдавленный стон и ароматный шелковистый дождь были единственным ответом, который она могла дать.