Толстой-Американец
Шрифт:
В последующие за тем годы Авдотья Тугаева исправно рожала Американцу детей. К 1819 году у свивших гнездо любовников их образовался целый табор: «четыре дочери были плодом сей страсти» [526] .
Наш герой, к вящему удивлению окружающих и, быть может, собственному, оказался любвеобильным, трогательным отцом. Он, забывая про леность, «сию высокую добродетель души и тела» [527] , носился со всяким младенцем как с писаной торбой. Непомерную радость приносила графу Фёдору каждая дочка, однако старшую, Верочку, «существо неземное, во плоть облечённый дух», он всё же выделял, возвёл в фаворитки и любил её «до обожания».
526
Биография Сарры. С. VIII–IX. Возможно, ещё один ребёнок, мальчик, появился на свет мёртворожденным или умер вскоре после рождения.
527
НИОР
Когда в 1818 году Верочка опасно заболела, Американец тотчас ощутил себя «на краю пропасти». «Я <…> видел беду вблизи и, не зная меру сил своих, — признавался он князю П. А. Вяземскому, — не знал, буду ли иметь довольно твёрдости перенести жестокость грозящего удара; с каждым шагом, вечностию поглощённым, я ожидал последнего часа боготворимой мною старшей моей дочери. Положение ужасное!» [528] Однако девочку удалось тогда выходить.
Попутно Американец, полу-цыган и полу-супруг, мечтал о мальчике, наследнике.
528
РГАЛИ. Ф. 195. On. 1. Ед. хр. 1318. Л. 6. То же самое сообщается в хронике «Несколько глав из жизни графини Инны»: «Старшую дочь, Веру, отец любил до безумия…» (РВ. 1864. № 4. С. 684).
Короче говоря, к концу десятилетия «Толстой был счастлив, как только может быть <счастлив> человек на сей земле» [529] .
И смерть отца, графа Ивана Андреевича Толстого, случившаяся в провинции в 1818 году, видимо, лишь на короткое время омрачила чело нашего героя.
С вселением в дом графа Фёдора Толстого авантажной Дуняши вошли в обычай и «цыганские вечера» на Арбате.
Об одном из них Василий Львович Пушкин сообщал князю П. А. Вяземскому в Варшаву: «Мы часто бываем вместе и пьём шампанское как воду. В прошедший понедельник Американец Толстой давал нам ужин. Стешка с своими подругами отличалась и восхищала нас. <…> Мы у Толстого просидели до пяти часов утра…» [530]
529
Биография Сарры. С. IX.
530
«Арзамас». Кн. вторая: Из литературного наследия «Арзамаса». М., 1994. С. 433 (письмо от 8 июня 1818 года). О гулянках той поры Американец сообщил Денису Давыдову, который находился в Умани. 28 июля 1818 года поэт-партизан довёл до сведения князя П. А. Вяземского: «Я вчера получил письмо от Фёдора Толстого, между прочим он мне описывает свои ужины…». (Там же. С. 422.)
Сам князь Пётр Андреевич (в письме А. И. Тургеневу от 16 января 1819 года) забавно описал иную арбатскую сходку меломанов: «Шаликов был намедни со мною на цыганском вечере у Американца и таял грузинскою похотью. На другой день прислал нам стихи: „Достопамятный вечер“. Начинается:
Я пил шампанское не рюмкой, а стаканом. Тут были гурии египетского рая.Подари этим стихом Дениса, если он ещё у вас…» [531]
531
ОА. Т. 1. СПб., 1899. С. 188–189. Выделено П. А. Вяземским.
Показательно, что через несколько дней, 19-го числа, Американец вновь собрал у себя «весь Парнас, весь сумасшедший дом» [532] .
Отдавая должное «египетскому раю», Американец не забывал и прочие «адские» прелести («радости небесные», в категориях греховодника Дениса Давыдова) — и об этом будет рассказано подробнее в следующей главе.
А несравненная Дуня, по всей видимости, имела характер тяжёлый, своенравный, истинно цыганский, но ум не по годам зрелый, очень практический, мещанский,и не пыталась тогда мешать графу Фёдору жить.Публичное поведение нашего героя после встречи с цыганкой не претерпело никаких существенных изменений. Он не лишился свободы, вовсе не замкнул себя, как полагает современный автор, «в узком круге семейной жизни, в смиренном служении и подчинении» [533] . Да и «бесплотной», «пустынной» новую, квазисемейнуюжизнь Американца («в ней одиноко движутся две-три фигуры») можно назвать разве что по недоразумению.
532
Там же. С. 190 (письмо П. А. Вяземского А. И. Тургеневу от 20 января 1819 года).
533
Поликовский. С. 121.
Просто иным — отныне и уже навсегда — стал контексттолстовского существования, и другие, ранее неведомые, смыслы бытияисподволь, сперва нечувствительно
Граф Фёдор, поклоняясь божественному Эросу, остался завсегдатаем московских кружков и салонов и убеждённым патриотом Английского клуба.
Он поддерживал старые знакомства и обрастал новейшими, причём на дружбу с лицами «историческими» и дюжинными был «парнем прочным» [534] .
534
РГАЛИ. Ф. 195. On. 1. Ед. хр. 1318. Л. 6.
Американец, как и прежде, собирал отовсюду слухи и, отредактировав их, придав оным пикантность, передавал язвительные эстафеты дальше.
Гулял на бульваре и путешествовал по империи.
Кутил, картёжничал, колдовал над супами, кропал ремесленные стишки, читал серьёзные и скабрезные книги.
И всё перечисленное и многое другое нашло отражение в дружеской переписке того времени.
О «пустыннике» со святым Спиридонием на груди [535] и бесом в ребре приятели писали во второй половине десятых годов систематически и на всякие лады. В Остафьевском архиве князя П. А. Вяземского сохранилась обширная коллекция таких упоминаний.
535
См. Каменская. С. 179
Например, Константин Батюшков сообщил П. А. Вяземскому летом 1816 года, что Американец бывает у него «ежедневно» [536] .
В. А. Жуковский, обращаясь к князю Петру 17 апреля 1818 года, поведал, что Фёдор Толстой выразил желание помочь сосланному в Оренбург за дезертирство из Астраханского кирасирского полка юнкеру А. И. Мещёвскому (Мещовскому), заурядному поэту и переводчику. Далее Василий Андреевич прибавил про графа следующее: «Он тебе кланяется и велит тебе сказать, что он немногих так уважает, как тебя…» [537]
536
Батюшков К. Н. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 392.
537
РА. 1896. № 10. С. 208. Выделено В. А. Жуковским.
Нечто схожее обнаруживается в письме В. Л. Пушкина от 16 марта 1819 года: «Он (Ф. И. Толстой. — М. Ф.),я и все почти держатся твоей философии» [538] . Менее чем через месяц Василий Львович коснулся в эпистоле иных материй: «Американец от твоих писем в восхищении. Он сам готовится писать к тебе, теперь занимается Геродотом, Гиббоном и иногда штоссом и квинтичем. Он накупил множество книг и с жадностью их читает» [539] .
538
Пушкин В. Стихи. Проза. Письма. М., 1989. С. 244.
539
Там же. С. 248 (письмо от 10 апреля 1819 года).
Не забывал графа Фёдора и Денис Давыдов. Так, в письме П. А. Вяземскому от 28 июля 1818 года он удивлялся, что Американец оставил его в неведении насчёт московской ссоры П. А. Катенина с К. Н. Батюшковым: «А ты знаешь, что о таковом приключении Толстой не промолчит» [540] .
Сам же П. А. Вяземский однажды запечатлел эффектный толстовский каламбур того времени. «Он шуткою говорил мне, — читаем в письме князя А. И. Тургеневу от 5 июля 1819 года, — что я так tol'erant [541] , что он почти подозревает меня наделе быть Talleyrand [542] , то есть, разумеется, фальшивым и скрытным» [543] .
540
«Арзамас». Кн. вторая: Из литературного наследия «Арзамаса». М., 1994. С. 422. Ср. с письмом В. Л. Пушкина князю П. А. Вяземскому от 8 июня 1818 года: «До ужина, который был великолепнейший, мы спорили о литературе; Батюшков сразился с Катениным и чуть было за тебя не подрались — но шампанское всех примирило…». (Там же. С. 433.)
541
Терпимый (фр.).
542
Подразумевается Шарль Морис Талейран-Перигор (Talleyrand-Perigord; 1754–1838), французский дипломат, министр иностранных дел, который имел в Европе репутацию непревзойдённого политического лукавца и лицемера.
543
ОА. Т. 1. СПб., 1899. С. 262–263. Выделено П. А. Вяземским.