Том 1. Рассказы и повести
Шрифт:
Затем, бросив презрительный взгляд на распоряжение министра, обратился ко мне:
— Сделайте, голубчик, что-нибудь! Запросите села о количестве тутовых деревьев, а затем состряпайте как-нибудь общую сводку, но еще в этом месяце, потому что ее велено выслать в течение тридцати дней.
Я взялся за дело с великим усердием. Сто с лишним суровых: «Предписывается строжайше» полетели в адреса старост. В селах из уст в уста передавались небылицы одна невероятнее другой. Будто бы к королю явился некий английский монах и доказал, что может превратить тутовое дерево в золото. Теперь-то все тутовники, что есть в Венгрии, срубят, погрузят на подводы и отвезут в Англию, ими оплатят долги страны.
Кроме этой, существовало еще три версии, но, так как эта была самая невероятная, в нее-то поверили охотней всего. И если у кого был любимый тутовник, старались всячески скрыть его. Например, супруга Яноша Бутёка из Кишфалу, так как было как раз начало весны, побелила все шесть тутовых деревьев перед домом, чтобы представители закона не распознали их. А почтенный Амбруш Надь в Литке вырубил свои деревья и поленья штабелями сложил на чердаке. Ведь кто знает, когда еще они превратятся в деньги? В Эбецке какой-то горемыка, решив распроститься с жизнью, выбрал самый большой тутовник в деревне (в саду Чаподяка) и на нем повесился. Думал, негодяй, и этим насолить властям…
Неделями работал я с огромным рвением, и днем и ночью, систематизируя огромные кипы прибывающих сведений. Но чем дальше, тем работы становилось больше. Подсчеты кишели ошибками. Иной раз вся работа, сделанная за четыре дня, шла насмарку. Казалось уже, что я так и поседею над этими бумагами, а конца им не будет. Между тем оставалось всего десять дней! За такой срок кончить невозможно… Ну да все равно, попробую!
Мои коллеги, которые то и дело проходили через мою комнату, пока я, согнувшись в три погибели, заполнял графу за графой, переглядывались за моей спиной и посмеивались. Некоторые с издевкой подкалывали меня:
— Собери-ка ты эти кипы в корзину, посади на них квочку, авось да высидит тебе что-нибудь.
Как-то под вечер открывается дверь и заходит мой дядя, старший нотариус. Впервые он оказал мне такую честь.
— Что, малыш, ты еще тут?
— Тут.
— Трудишься?
— Тружусь.
— Ну и правильно. А ты в тарокк умеешь?
— Умею.
— Тогда пошли ко мне, сыграем.
— Не могу, любезный дядюшка!
— Не можешь? — переспросил он недоуменно, будто впервые услыхал такое выражение. — Что, занедужил, что ли?
— Да нет, я здоров, но вот вице-губернатор велел непременно закончить. Министерство требует.
— Может, оно и так, племянничек, но вице-губернатор требует партнера. Он сейчас как раз у меня. Не можем же мы садиться за тарокк без третьего игрока.
— И все же не могу, ибо долг превыше всего…
— Гм… по мне-то, пожалуйста… конечно, есть в том доля правды, соответственно чему долг превыше всего… Но, собственно, над каким таким заморским чудом ты корпишь столько времени?
— Я составляю статистическую сводку о наличии имеющихся в комитате тутовых деревьев.
— Та-та-та! Да я тебе сейчас помогу. Дай-ка мне скорее свои цифири. Ну же, быстрее.
«Цифирей» этих набралось, должно быть, с полцентнера. Старик пробурчал себе что-то под нос, немного порылся в бумагах, пробежал глазами распоряжение министерства, взглянул на сообщение одного из сел, опять что-то буркнул, наконец, проговорил:
— Излишняя детальность приводит ad absurdum [5] . Что ты уставился на меня! Бери свою ковырялку и запиши summa summarum [6] , соответственно чему число всех тутовых деревьев в комитате составляет двести семьдесят три тысячи пятьдесят четыре штуки. Punctum [7] . Соответственно чему можем теперь пойти сыграть в тарокк.
5
К бессмыслице (лат).
6
Конечный итог (лат.).
7
Точка (лат.).
Я механически записал цифру и только после этого с восторгом посмотрел на старика:
— Как вам удалось так быстро сосчитать? Я бы еще две недели провозился!
— Тут, братец, — сказал он, смеясь, — практика, практика ведения комитатских дел…
— Я никак не возьму в толк, любезный дядюшка…
— А коли так, то и не получится из тебя никогда хорошего чиновника.
…И действительно, опытность старика выявилась и тут, соответственно чему он и на этот раз оказался прав.
1887
МАЙОРНОКСКИЙ БУНТ
Перевод О. Громова
В нынешние-то времена и господа стали умнее, да и крестьянские девушки тоже.
А вот кто помнит историю с Петки? Что ж, поскольку причиной всего была любовь, стоит об этом рассказать.
Это случилось еще в ту пору, когда палатином в Буде был Иосиф *, а старостой в селе Майорнок — достопочтенный Иштван Котего.
Была у чабана с лесного хутора дочка необыкновенной красоты. Она часто ходила в село Литаву, так как в Майорноке не было ни священника, ни церкви; только жалкая колоколенка славила там господа. В литавской церкви все прихожане пялили глаза на стройную фигурку Эржи, на ее розовое, как яблоневый цвет, личико, на черные, как ночь, очи. Любовались ею все, но три глаза были прикованы к ней неотрывно.
Два из них принадлежали молодому меховщику Михаю Ковачу, а третий составлял собственность помещика Пала Петки — второй-то глаз ему выбили на охоте еще в студенческие годы.
Литавский помещик слыл весьма галантным кавалером, что отнюдь не мешало ему быть деспотом и самодуром. Он и уездным-то начальником стал лишь с единственной целью: расширить свою власть за счет комитата.
Впрочем, власти вполне хватало и у него самого. Когда на дворянском собрании мелкопоместный дворянин Габор Пири, выступавший против Петки, заявил: «Я здесь имею такое же право голоса, как и твоя милость, моя земля не менее глубока, чем твоя», — Петки немедленно отпарировал: «Возможно, земля достойного господина столь же глубока, как моя, однако она далеко не так широка».
Пятнадцать тысяч хольдов, да еще сплошняком! Если бы Петки сохранил даже оба глаза и попытался окинуть взглядом все свои угодья с высоты литавской колокольни, — ему и тогда это не удалось бы, столь обширны были его владения.
И вот этому-то могущественному господину приглянулась Эрже. А Эржике полюбился меховщик.
Петки часто наведывался на лесной хутор. Где бы ему ни доводилось охотиться, он непременно заезжал к пастуху выпить козьего молока и побалагурить с Эржике. Однако добиться чего-либо сладкими речами ему так и не удалось. Тогда Петки послал на хутор своего управляющего, господина Ференца Панкотаи, наказав ему поговорить с отцом девушки и вразумить старика, убедить его отдать дочь в имение, — им-де обоим станет от этого лучше.