Том 1. Стихотворения 1908-1917

Бедный Демьян

XXIII

Здесь в тылу – но не в глубоком, И у фронта все ж под боком, Разместился лазарет. Что за жизнь в нем – не секрет. Где-то там людей увечат, Здесь их свозят, но не лечат, А, подправив как-нибудь, Отправляют в дальний путь – На вокзал или в могилу, Что солдатику под силу: Жив – положат на арбу, Помер – вынесут в гробу. Будет в книгах лишний номер Да отметка: «выбыл», «помер»… Вот и все! – К чему хула? – Тут у всех свои дела: Доктора торгуют спиртом, Сестры спят и бредят флиртом, Господа-офицера (Флирт – коварная игра!) Лечат раны злого свойства: Плод амурного геройства. Что поделаешь! Амур – Все же милый бедокур: В царстве злобы, скорби, плача У него своя задача. Смерть

чинит нам сколько бед! Но Амур за нею вслед, Обрядясь в свои доспехи, Быстро штопает прорехи!

XXIV

Чрез неделю поутру Ваня стал молить сестру: «Увозить нас будут скоро… Я слыхал из разговора… Доктор тут сказал вчера… Будь, сестрица, так добра… Путевых там сколько литер?.. Мне б хотелось очень… в Питер». «Питер», «Питер»! – ночью, днем Бредил Ваня лишь о нем. Меньше думал он о ране. Объявили скоро Ване: Будет так, как он просил. Питер Ваню воскресил.

XXV

Питер – город, вправду, чуден, И богат и многолюден. От заставы до дворца Красоты в нем без конца. Хоть, положим, в каждой части Красота различной масти: Тут – дворец, а там – завод, Тут – цари, а там – народ. Красоту толкуют всяко. Мне милей всего, однако, «Трудовая сторона», Чтится «Выборгской» она: «Большевистская столица!» У Невы тут есть больница. Вместе с Ваней сам я в ней Пролежал немало дней. Я был начисто уволен, Ваня ж был иным доволен: В Петербурге вписан он Был в запасный батальон, – У волынцев нес работу: Ладил маршевую роту, Без ругни и толкачей Обучал бородачей.

XXVI

Православная царица На народ на свой ярится И, начхав ему в лицо, Пишет немцам письмецо: «На Руси я все устрою По берлинскому покрою, Англичанин да француз Русский выкусят арбуз. Англичане сильно гадят: Конституцию нам ладят, А французы – бунтари, Леший всех их побери. Ни английских конституций, Ни французских революций Нам не хочется с царем: Самодержцами умрем. Чтоб сберечь свое наследство, Мы одно лишь видим средство: Под Вильгельмовой рукой Обрести себе покой, Помириться с ним, в надежде, Что поможет нам, как прежде, Подтянуть российских шельм Унзер гроссе фрёйнд Вильгельм». Подписалася: Алиса. Приоткрылась ли кулиса, То ли трещину дала, – Тайна царская всплыла. Разговор пошел повсюду: Что цари готовят люду, На какой идут прием, Чтобы слопать нас живьем!

XXVII

«Поздравляю! Вы слыхали?» «Что?» – «Она сама жива ли!» «Кто?» – «Да, вправду, вы… того… Не слыхали ничего? Уж трезвонит вся столица: Овдовела ведь царица! Гришка-то, пассаж какой: Со святыми упокой!» «Почему ж молчат газеты?» «А наморднички-с надеты!» По столице слухи шли. А чрез день уже могли Все прочесть в любой газете «О скандале в высшем свете»: Как с Распутиным друзья, Высочайшие князья, Учинили злую шутку: Заманив к себе Гришутку, С ним пропьянствовали ночь. А затем «убрали прочь», – Заведя с ним спор и драку, «Пристрелили, как собаку».

XXVIII

У князей на мужика Поднялась легко рука. Гришка – плут и проходимец, Знатной сволочи любимец, Но ему, признаться, я – Снисходительный судья. Все же сделал он работу: Снял с царей всю позолоту, Растоптал их образа, Заплевал им все глаза! И князья, чиня расправу, За свою стояли славу, Отгоняли злую тень. Поздно! – Близок был уж день, День, когда народ проснется, Ужаснется, встрепенется И, налегши силой всей, Расчехвостит всех князей!

Часть третья

Февральская революция^*

I

«Ах вы, Сашки, канашки мои, Разменяйте вы бумажки мои! А бумажки всё новенькие, Двадцатипятирублевенькие». Отчего – и не понять! – Трудно денежки менять? Всё бумажки да бумажки, Ни одной нигде медяшки, А серебряных монет Уж давно в помине нет. Золотые тож исчезли, – В чей-то, знать, карман полезли, Люд простой не знает – в чей, Знает царский казначей.

II

Царь снаряды льет да пушки, Обирает деревушки, Тащит все из черных хат, Да не трогает палат. Богачи – опора трона, Ими держится корона, И готовятся кнуты Для голодной бедноты. Богачам одна забота: Выгнать с бедных больше пота, И война им не страшна – Пухла б только их мошна.

III

Царь печатает плакаты, Что дела, мол, плоховаты, Обнищала-де казна, Сила ж вражья все грозна. Так без помощи народа С ней не справиться в три года, И повинен-де народ Дать деньжаток на расход. Пусть поможет, кто чем может. Люд несчастный кости гложет, Но, поддавшись на обман, Лезет горестно в карман.

IV

Помогли царю поборы, У царя снарядов горы, А в строю, само собой, Тьма народу… на убой. «Ну, теперь нас, немцы, троньте!» Укрепились мы на фронте, – (Словно турок на колу!) Глядь: расхлябались в тылу.

V

В деревне

У Прокофьевны в избушке Дух – пробить не впору пушке, А народ все прет да прет. Любопытство всех берет, – Слух прошел, вишь, в околотке: Зять приехал в гости к тетке. Васька – парень с головой, Он в трактире – половой. А трактирчик-то столичный, Ходит люд туда различный; Тот словечко, этот пять, Всех послушать – все узнать, Станешь умным без науки. Ваське, стало, карты в руки. Окружил его народ, Смотрит Ваське жадно в рот. «Что, брат, деется на свете?» «Кто грешит и кто в ответе?» «Скоро ль кончится война?» «Все выкладывай сполна!» Обтерев о скатерть ложку, Закрутивши козью ножку И спросивши прикурить, Стал Васюха говорить: «Есть чем, братцы, похвалиться, Есть чем с вами поделиться. Как припомню, словно сон. Был на днях я средь персон, Милость чья нам столь потребна: После царского молебна Сам святой митрополит Речь сказал, как бог велит, – Про врагов и супостатов, Про зловредных демократов, То-бишь, всяких бунтарей Против бога и царей. Несть бо власти, аще… аще… За царя молитесь чаще! После, выйдя на амвон И отвесив всем поклон, Стал держать министр судейский Речь про замысел злодейский: Вновь-де стал крамольный сброд Трудовой смущать народ, Соблазнять иною долей, Подстрекать землей и волей…» «Ты скажи нам… о себе! – Поднялся тут шум в избе. – От земли ты, что ж, отрекся?!?» Тут Васюха сразу спекся, Поперхнулся и умолк, Озираючись, как волк. Видит: сват глядит не сватом, Теща прет к нему с ухватом: «Ну-тка, скажь нам, мил зятек, Что про землю ты ответил?!» Васька живо дело сметил: В двери шмыг – и наутек! Через рытвины, ухабы Улепетывал от бабы Наш Васюха во весь дух, Приговаривая вслух: «Ой вы, ноги мои, ноги, Не споткнитесь средь дороги, Замети, метель, следы, Чтоб уйти мне от беды!» Вася в питерской харчевне Всем трезвонил о деревне: «Ох, уж эти мужики! Ох, и что за чудаки! В гости звали, принимали, Прижимали-обнимали, Все бока мне обломали, Угощали так, что вот По сей день болит живот. Как поедете, ребятки, Вы к родне своей на святки, Дай вам бог, чтоб вас родня Так встречала… как меня!»

Разоренные

Воробушек воробушку: «Чирик, чирик, чирик!» Один был первогодочек, Другой уже старик. Сел старый, пригорюнившись, Все перышки сложив, А малый расфуфырился: «Жив-жив, жив-жив, жив-жив!» «Жив? Много ль жить осталось?» – Промолвил старина. «Да как же! Бают, дедушка, Вот кончится война!» «Ох, кончится – не кончится, А все разорено… От холоду да голоду Подохнем все равно».