Оставленная пустынь предо мнойБелеется вечернею порой.Последний луч на ней еще горит;Но колокол растреснувший молчит.Его (бывало) заунывный гласЗвал братий к всенощне в сей мирный час!Зеленый мох, растущий над окном,Заржавленные ставни – и кругомВысокая полынь, – всё, всё без словНам говорит о таинствах гробов.………………Таков старик, под грузом тяжких летЕще хранящий жизни первый цвет;Хотя он свеж, на нем печать могилТех юношей, которых пережил.
2
Пред мной готическое зданьеСтоит, как тень былых годов;При нем теснится чувствованьеК нам в грудь того, чему нет слов,Что выше теплого участья,Святей любви, спокойней счастья.Быть
может, через много летСия священная обительОставит только мрачный след,И любопытный посетительВ развалинах людей искатьНапрасно станет, чтоб узнать,Где образ божеской могилыМежду златых колонн стоял,Где теплились паникадилы,Где лик отшельников звучалИ где пред богом изливалиСвои грехи, свои печали.И там (как знать) найдет прошлецПергамент пыльный. Он увидит,Как сердце любит по конецИ бесконечно ненавидит,Как ни вериги, ни клобукНе облегчают наших мук.Он тех людей узрит гробницы,Их эпитафии пройдет,Времен тогдашних небылицыЗа речи истинны почтет,Не мысля, что в сем месте сгнилиСердца, которые любили!..
К… («Простите мне, что я решился к вам…»)
«Простите мне, что я решился к вамПисать. Перо в руке, могила –Передо мной. – Но что ж? Всё пусто там.Всё прах, что некогда она манилаК себе. – Вокруг меня толпа родных,Слезами жалости покрыты лица.И я пишу – пишу – но не для них.Любви моей не холодит гробница.Любви – но вы не знали мук моих.Я чувствую, что это труд ничтожный:Не усладит последних он минут.Но так и быть – пишу – пока возможно –Сей труд, души моей любимый труд!Прими письмо мое. – Твой взор увидит,Что я не мог стеснить души своейК молчанью, – так ужасна власть страстей!Тебя письмо страдальца не обидит…Я в жизни – много – много испытал,Ошибся в дружбе – о! Храни моих мученийСлова – прости – и больше нет волнений,Прости, мой друг» – и подписал: «Евгений».
Ночь. III
Темно. Всё спит. Лишь только жук ночнойЖужжа в долине пролетит порой;Из-под травы блистает червячок,От наших дум, от наших бурь далек.Высоких лип стал пасмурней навес,Когда луна взошла среди небес…Нет, в первый раз прелестна так она!Онздесь. Стоит. Как мрамор, у окна.Тень от него чернеет по стене.Недвижный взор поднят, но не к луне;Он полон всем, чем только яд страстейУжасен был и мил сердцам людей.Свеча горит, забыта на столе,И блеск ее с лучом луны в стеклеМешается, играет, как любвиОгонь живой с презрением в крови!Кто ж он? Кто ж он, сей нарушитель сна?Чем эта грудь мятежная полна?О если б вы умели угадатьВ его очах, что хочет он скрывать!О если б мог единый бедный другХотя смягчить души его недуг!
Прости! Коль могут к небесамВзлетать молитвы о других,Моя молитва будет там,И даже улетит за них!Что пользы плакать и вздыхать?Слеза кровавая поройНе может более сказать,Чем звук прощанья роковой!..Нет слез в очах, уста молчат,От тайных дум томится грудь,И эти думы вечный яд, –Им не пройти, им не уснуть!Не мне о счастье бредить вновь, –Лишь знаю я (и мог снести),Что тщетно в нас жила любовь, –Лишь чувствую – прости! – прости!
13
Прощай. (Англ.).
Элегия («Дробись, дробись, волна ночная…»)
Дробись, дробись, волна ночная,И пеной орошай брега в туманной мгле.Я здесь, стою близ моря на скале;Стою, задумчивость питая.Один; покинув свет и чуждый для людейИ никому тоски поверить не желая.Вблизи меня палатки рыбарей;Меж них блестит огонь гостеприимный;Семья беспечная сидит вкруг огонька;И, внемля повесть старика,Себе готовит ужин дымный!Но я далек от счастья их душой,Я помню блеск обманчивой столицы,Веселий пагубных невозвратимый рой.И что ж? – слеза бежит с ресницы,И сожаление мою тревожит грудь,Года погибшие являются всечасно;И этот взор, задумчивый и ясный –Твержу, твержу душе: забудь.Он всё передо мной: я всё твержу напрасно!..О если б я в сем месте был рожден,Где не живет среди людей коварность:Как много бы я был судьбою одолжен –Теперь у ней нет прав на благодарность!Как жалок тот, чья младость принеслаМорщину лишнюю для старого челаИ, отобрав все милые желанья,Одно печальное раскаянье дала;Кто чувствовал, как я, – чтоб чувствовать страданья,Кто рано свет узнал – и с страшной пустотой,Как я, оставил брег земли своей роднойДля добровольного изгнанья! [14]
14
«Для добровольного изгнанья»– цитата из поэмы Пушкина «Цыганы» (1824).
Эпитафия («Простосердечный сын свободы…»)
Простосердечный сын свободы,Для чувств он жизни не щадил;И верные черты природыОн часто списывать любил.Он верил темным предсказаньям,И талисманам, и любви,И неестественным желаньямОн отдал в жертву дни свои.И в нем душа запас хранилаБлаженства, муки и страстей.Он умер. Здесь его могила.Он не был создан для людей.
Когда бы мог весь свет узнать,Что жизнь с надеждами, мечтами –Не что иное, как тетрадьС давно известными стихами.
Гроб Оссиана
Под занавесою тумана,Под небом бурь, среди степей,Стоит могила Оссиана [16]В горах Шотландии моей.Летит к ней дух мой усыпленныйРодимым ветром подышатьИ от могилы сей забвеннойВторично жизнь свою занять!..
15
Сентенция. (Нем.).
16
Оссиан– легендарный шотландский певец, живший по преданиям в III в. Интерес Лермонтова к Шотландии, которую он называет «моей» и «родимой», объясняется тем, что Лермонтовы считали себя потомками Лермонта, выходца из этой страны. Ср. стихотворение 1831 г. «Желание» («Зачем я не птица, не ворон степной»).
Посвящение («Прими, прими мой грустный труд…»)
Прими, прими мой грустный труд [17]И, если можешь, плачь над ним;Я много плакал – не придутВновь эти слезы – вечно имНе освежать моих очей.Когда катилися они,Я думал, думал всё об ней.Жалел и ждал другие дни!Уж нет ее, и слез уж нет [18] –И нет надежд – передо мнойБлестит надменный, глупый светС своей красивой пустотой!Ужель я для него писал?Ужели важному шутуЯ вдохновенье посвящал,Являя сердца полноту?Ценить он только злато могИ гордых дум не постигал;Мой гений сплел себе венокВ ущелинах кавказских скал.Одним высоким увлечен,Он только жертвует любви:Принесть тебе лишь может онЛюбимые труды свои.
17
«Прими, прими мой грустный труд»соответствует стиху «Я строки грустные писал» из окончательного текста посвящения к «Menschen und Leidenschaften».
18
Стихи «Я думал, думал всё об ней ~ Уж нет ее, и слез уж нет» – воспоминание поэта о матери, умершей, когда ему было три года. Об этой утрате много говорится и в трагедии «Menschen und Leidenschaften», имеющей автобиографические черты (см. действие I, явление 1 и действие III, явление 2).
Кладбище
Вчера до самой ночи просиделЯ на кладбище, всё смотрел, смотрелВокруг себя; – полстертые словаЯ разбирал. Невольно головаНаполнилась мечтами; – вновь очейЯ не был в силах оторвать с камней.Один ушел уж в землю, и на немВсё стерлося; там крест к кресту челомНагнулся, будто любит, будто сонЗемных страстей узнал в сем месте он…Вкруг тихо, сладко всё, как мысль о ней;Краснеючи волнуется пырейНа солнце вечера. Над головойЖужжа со днем прощаются игройТолпящиеся мошки, как народСуществ с душой, уставших от работ!..Стократ велик, кто создал мир! Велик!..Сих мелких тварей надмогильный крикТворца не больше ль славит иногда,Чем в пепел обращенные стада?Чем человек, сей царь над общим злом,С коварным сердцем, с ложным языком?..