Том 1. Стихотворения

Лермонтов Михаил Юрьевич

Ответ

Кто муки знал когда-нибудь И чьи к любви закрылись вежды, Того от страха и надежды Вторично не забьется грудь. Он любит мрак уединенья, Он больше незнаком с слезой, Пред ним исчезли упоенья Мечты бесплодной и пустой. Он чувств лишен: так пень лесной, Постигнут молньей, догорает, Погас – и скрылся жизни сок, Он мертвых ветвей не питает, – На нем печать оставил рок.

Два сокола

Степь синея расстилалась Близ Азовских берегов; Запад гас, и ночь спускалась; Вихрь скользил между холмов. И,

тряхнувшись, в поле диком Серый сокол тихо сел; И к нему с ответным криком Брат стрелою прилетел. «Братец, братец, что ты видел? Расскажи мне поскорей». – Ах! Я свет возненавидел И безжалостных людей. «Что ж ты видел там худого?» – Кучу каменных сердец: Деве смех тоска милого, Для детей тиран отец. Девы мукой слез правдивых Веселятся, как игрой; И у ног самолюбивых Гибнут юноши толпой!.. Братец, братец! Ты что ж видел? Расскажи мне поскорей! «Свет и я возненавидел И изменчивых людей. Ношею обманов скрытых Юность там удручена; Вспоминаний ядовитых Старость мрачная полна. Гордость, верь ты мне, прекрасной Забывается порой; Но измена девы страстной Нож для сердца вековой!..»

Грузинская песня

Жила грузинка молодая, В гареме душном увядая; Случилось раз: Из черных глаз Алмаз любви, печали сын, Скатился; Ах! Ею старый армянин Гордился!.. Вокруг нее кристалл, рубины; Но как не плакать от кручины У старика? Его рука Ласкает деву всякий день: И что же? Скрываются красы как тень. О боже!.. Он опасается измены. Его высоки, крепки стены; Но всё любовь Презрела. Вновь Румянец на щеках живой Явился. И перл между ресниц порой Не бился… Но армянин открыл коварность. Измену и неблагодарность Как перенесть! Досада, месть, Впервые вас он только сам Изведал! – И труп преступницы волнам Он предал.

Мой демон (1829)

Собранье зол его стихия. Носясь меж дымных облаков, Он любит бури роковые, И пену рек, и шум дубров. Меж листьев желтых, облетевших Стоит его недвижный трон; На нем, средь ветров онемевших, Сидит уныл и мрачен он. Он недоверчивость вселяет, Он презрел чистую любовь, Он все моленья отвергает, Он равнодушно видит кровь, И звук высоких ощущений Он давит голосом страстей, И муза кротких вдохновений Страшится неземных очей.

Жена Севера

Покрыта таинств легкой сеткой, Меж скал полуночной страны, Она являлася нередко В года волшебной старины. И Финна дикие сыны Ей храмины сооружали, Как грозной дочери богов; И скальды северных лесов Ей вдохновенье посвящали. Кто зрел ее, тот умирал. И слух в угрюмой полуночи Бродил, что будто как металл Язвили голубые очи. И только скальды лишь могли Смотреть на деву издали. Они платили песнопеньем За пламенный восторга час; И пробужден немым виденьем Был строен их невнятный глас!..

К другу

Взлелеянный на лоне вдохновенья, С деятельной и пылкою душой, Я не пленен небесной красотой, Но я ищу земного упоенья. Любовь пройдет, как тень пустого сна. Не буду я счастливым близ прекрасной; Но ты меня не спрашивай напрасно: Ты, друг, узнать не должен, кто она. [12] Навек мы с ней разлучены судьбою, Я победить жестокость не умел. Но я ношу отказ и месть с собою; Но я в любви моей закоренел. Так вор седой заглохшия дубравы Не кается еще в своих грехах; Еще он путников, соседей страх, И мил ему товарищ, нож кровавый!.. Стремится медленно толпа людей, До гроба самого от самой колыбели, Игралищем и рока и страстей К одной, святой, неизъяснимой цели. И я к высокому, в порыве дум живых, И я душой летел во дни былые; Но мне милей страдания земные: Я к ним привык и не оставлю их…

12

Строки 7–8 – парафраза из «Элегии» («Ее уж нет, моей весны») В. Астафьева, напечатанной в «Московском телеграфе» в 1826 г.

Элегия («О! Если б дни мои текли…»)

О! Если б дни мои текли На лоне сладостном покоя и забвенья, Свободно от сует земли И далеко от светского волненья, Когда бы, усмиря мое воображенье, Мной игры младости любимы быть могли, Тогда б я был с весельем неразлучен, Тогда б я верно не искал Ни наслаждения, ни славы, ни похвал. Но для меня весь мир и пуст и скучен, Любовь невинная не льстит душе моей: Ищу измен и новых чувствований, Которые живят хоть колкостью своей Мне кровь, угасшую от грусти, от страданий, От преждевременных страстей!..

«Забывши волнения жизни мятежной…»

Забывши волнения жизни мятежной, Один жил в пустыне рыбак молодой. Однажды на скале прибрежной, Над тихой прозрачной рекой, Он с удой беспечно Сидел И думой сердечной К протекшему счастью летел.

К *** («Глядися чаще в зеркала…»)

Глядися чаще в зеркала, Любуйся милыми очами, И света шумная хвала С моими скромными стихами Тебе покажутся ясней… Когда же вздох самодовольный Из груди вырвется невольно, Когда в младой душе своей Самолюбивые волненья Не будешь в силах утаить, Мою любовь, мои мученья Ты оправдаешь, может быть!..

В день рождения N. N

Чего тебе, мой милый, пожелать? Учись быть счастливым на разные манеры И продолжай беспечно пировать Под сенью Марса и Венеры…

К *** («Мы снова встретились с тобой…»)

Мы снова встретились с тобой… Но как мы оба изменились!.. Года унылой чередой От нас невидимо сокрылись. Ищу в глазах твоих огня, Ищу в душе своей волненья. Ах! Как тебя, так и меня Убило жизни тяготенье!..

Монолог

Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете. К чему глубокие познанья, жажда славы, Талант и пылкая любовь свободы, Когда мы их употребить не можем? Мы, дети севера, как здешние растенья, Цветем недолго, быстро увядаем… Как солнце зимнее на сером небосклоне, Так пасмурна жизнь наша. Так недолго Ее однообразное теченье… И душно кажется на родине, И сердцу тяжко, и душа тоскует… Не зная ни любви, ни дружбы сладкой, Средь бурь пустых томится юность наша, И быстро злобы яд ее мрачит, И нам горька остылой жизни чаша; И уж ничто души не веселит.