Том 1. В дебрях Индии (с илл.)
Шрифт:
У самого края на досках спардека он увидел ясный отпечаток человеческой ноги, еще мокрый и покрытый песком.
— Видишь, — продолжал Барбассон, — кто-то приходил сюда, уже довольно много времени спустя после отъезда Сердара и за несколько минут до нашего прихода; это песок мелкий, из залива, я узнаю его, и несмотря на то, что солнце вот уже полчаса с тех пор, как мы плывем, жжет палубу, след еще не высох. Кто мог оставить этот отпечаток? Не Сами… Он не выходил с утра, а на отпечатке нога вдвое больше, чем у него.
— Едем домой! — оборвал его Барнет, побледневший вдруг, как и его товарищ, — я не беспокоился бы так, будь с нами револьверы и карабины! Впрочем, если на нас нападут, то не здесь на озере, а потому — скорее в Нухурмур! Кто знает, быть может, мы там нужны.
— Едем! Лучше этого мы ничего не можем сделать в том состоянии духа, в каком мы находимся теперь. Все наши страхи были бы основаны на пустяках, не будь у нас перед глазами этого недавнего и необъяснимого следа.
— Особенно, мой милый Барбассон, если мы поставим его в связь с другим фактом, — закрытием люков, — с которым он как будто ничего общего не имеет.
— Кто знает? — сказал провансалец, — дай Бог, чтобы не на нашей шкуре это было доказано!
Но друзьям сегодня пришлось переходить от одного сюрприза к другому. Не успел Барбассон взяться за рукоятку, в то время как Барнет держал руль, поворачивая вправо, как лицо его из бледного превратилось вдруг в сине-багровое и он едва не упал навзничь, как будто под влиянием апоплексического удара. Барнет, ничего не понимавший, бросился к нему на помощь и поддержал его, говоря:
— Ради Бога, что с тобой?.. Полно, Барбассон, я не узнаю тебя, верни себе обычное хладнокровие!
Несчастный, который под влиянием сильного волнения не в состоянии был произнести ни слова, напрасно делал ему умоляющие жесты, приглашая его помолчать. Но Барнет продолжал его пилить до тех пор, пока Барбассон, к которому вернулся дар слова, не сказал ему глухим голосом:
— Молчи ты, ради Бога! Ты не понимаешь, что мы погибли, и твои проповеди раздражают меня, вместо того чтобы успокаивать.
— Погибли! — пролепетал Барнет. — Погибли! Что ты хочешь сказать?
— Вот смотри! — сказал Барбассон, успевший вернуть себе силы. — Ион одним пальцем ударил по рукоятке, которая тотчас же завертелась, не останавливаясь.
— Ну? — спросил, все еще ничего не понимая, Барнет.
— Ну! Рукоятка соскочила с крючка внутри, как только я дотронулся до нее, и теперь она не имеет никакого сообщения с машиной, а раз последняя не действует, нельзя управлять винтом. Мы находимся в десяти километрах от берега, не имея возможности достигнуть его, а потому обречены на смерть от голода посреди озера.
На этот раз дрожь неподдельного ужаса пробежала по телу Барнета, который еле мог пролепетать:
— Неужели это правда?
— Убедись сам.
Американец взял рукоятку; она без всякого сопротивления повернулась вправо и влево, как это бывает с колесами механизма, которые не соединены между собой. С отчаянием выпустил он ее из рук, и бессильные слезы заструились по его лицу.
Что касается Барбассона, то он сразу изменился и сделался другим человеком. Неведомая опасность, указанная предчувствием, теперь (так он, по крайней мере, думал) открылась ему, и к нему в ту же минуту вернулись его обычные хладнокровие и энергия.
— Полно, Барнет! — сказал он своему товарищу. — Будем мужчинами, не отчаивайся! Теперь моя очередь уговаривать тебя не падать духом. Обсудим все вместе, придумаем, как выпутаться отсюда, должно же быть какое-нибудь средство… Мы не можем умереть, покинутые всеми.
— А между тем нас ждет смерть, неизбежная, роковая, потому что никто не может помочь нам. Быть может, поднимется буря и погонит шлюпку к берегу, но это будет по прошествии нескольких месяцев, когда ястребы и другие хищные птицы склюют наши тела!..
Самой ужасной в их положении была мысль о возможности умереть с голоду всего в нескольких километрах от берега; видеть этот берег, покрытый зелеными лесами, и не иметь возможности преодолеть это короткое пространство, ничтожное само по себе для хорошего пловца! Как горько сожалели они теперь, что в молодости не упражнялись в этом искусстве!.. И ничего кругом, что могло бы помочь им держаться на воде; шлюпка целиком была сделана из железных пластин, которые носил Ауджали, а два искусных индуса, принадлежавших к знаменитому тайному обществу Духов Вод, работали над ней в тайне. Поэтому не было абсолютно никакой возможности снять без всяких инструментов болты с люка, чтобы проникнуть во внутренности шлюпки и исправить случившееся. Оба в один голос вскрикнули:
— Если бы только Сердар был здесь!
— О, да! — сказал Барбассон. — Будь он по крайней мере в пещерах… стоило бы ему заметить, что мы не возвращаемся, он навел бы свой морской бинокль на озеро; одного взгляда было бы ему достаточно, чтобы понять наше положение, в два часа соорудить плот и к нам на помощь… Тогда как Сами, привыкший к тому, что то одни, то другие отправляются в какую-нибудь экспедицию, не будет обеспокоен нашим отсутствием.
— Да, — вздохнул Барнет, — он уехал недели на две по крайней мере… будь у нас еще провизия на время ожидания его приезда.
Последние слова заставили Барбассона задуматься. — Правда, — бормотал он про себя, — провизия, будь у нас только провизия!..
Внезапная мысль, как молния, осветила его лицо… В несколько секунд оно преобразилось, и он принялся смеяться, хлопая в ладоши. Барнет подумал, что он помешался.
— Бедный друг!.. Бедный Мариус!.. — сказал он с состраданием. — Такой ум!
— Ты что это там говоришь?.. Не думаешь ли, что я потерял рассудок?
— Не следует противоречить, — подумал Барнет. — Я много раз слышал, что «их» не следует раздражать.