Том 10. Пьесы, написанные совместно
Шрифт:
Рабачев. Чего же?
Ренева. Чего? (Смотрит на Рабачева, решительно.)Чтоб вы любили меня!
Рабачев (с испугом). Зачем вам? Что вы хотите от меня? Ведь вы забавляетесь и больше ничего!
Ренева. Нет, в эту минуту я вас страстно люблю!
Рабачев. Что вы говорите! Это фантазия, минутное увлечение.
Ренева. Пускай минутное, но оно горячее, искреннее…
Рабачев. Завтра уедете, и все исчезнет!
Ренева.
Рабачев. Остров.
Ренева. А что там сверкает?
Рабачев. Вода между ракитником; там всё заливы. А вон дальше белеет — это песок; это он от луны кажется белым.
Ренева (восторженно). Вода, ракитник, белый песок! Там русалки, — пусть они нас вместе защекочут. Я сама хочу быть русалкой! Едем!
Рабачев. Нет, я домой. Пустите меня, пора!
Ренева. Она ждет?
Рабачев. Ну да, ждет!
Ренева. Нет же, нет, не будет этого, не пущу. Я задушу вас! Видите, я плачу! (Рыдает.)Борис Борисыч, что со мной?.. (Убегает.)
Рабачев (хватаясь за грудь). Ах!.. А со мной-то что!.. (Следует за ней.)
Залешин выходит слева, сильно выпивши.
Залешин, потом Оля.
Залешин. А что?.. Не пошел? «Не буду у нее больше, не пойду!» Дудки, брат! Либо ты меня, либо сам себя обманывал!..
Справа выходит Оля, закутанная в платок, робко озираясь.
Кто идет?
Оля. Ах!.. Кто это?
Залешин. Я!.. Уж простите… Ну что ж, каков есть!.. А это вы, барышня! И знаю куда, и знаю к кому! Я все знаю!.. А вы не бойтесь меня, ничего, не скрывайтесь… И скажу вам, — не ходите, подождите, его нет; я сейчас был; он гуляет и, пожалуй, долго прогуляет!.. Гуляли и мы!
Оля, пошатнувшись, едва не падает. Он подхватывает ее под руки.
А это вот нехорошо. Стой, не шатайся! А вот мы сядем с вами здесь, это будет лучше.
Ведет, сажает ее на бревно и садится рядом.
Оля. Ох, ох! Как у меня голова что-то!
Залешин. Ничего, пройдет. Кто там где, а мы здесь. А ночь… она одна над всеми. И фонарик этот небесный, он сверху светит всем: и радостным, и печальным. Геката… да, Геката! Давайте поплачем, что ль, вместе!.. Иль посмеемся!.. Нет, смеяться лучше… Видали вы уродов-то? Не видали? Так смотрите! Вот он перед вами!.. Люди гуляют, а он бесится!.. Ничего до него не касается, посторонний он человек, а он ревнует. Вы только это поймите! Каков урод! А! Эко безобразие-то в людях бывает!
Оля (вскакивает). Постойте! Мне послышалось на реке…
Залешин (встает
Оля (опускаясь). Дурно мне, дурно.
Залешин (садится). Ну, это ничего, это пройдет… Все войдет в свою колею!.. Пустяки! Вот завтра взойдет солнце, новый день настанет…
Оля. Солнце взойдет, день наступит, а если счастья-то уж нет, так на что день, на что это солнце? Не надо его.
Залешин. Ну, завтра и увидим, тогда и подумаем; потому утро вечера мудреней. (Встает.)Эка штука какая, скажу вам! Вот поди ж ты! Ведь вы мне на счастье попались, милая барышня… барышня милая. (Стучит в лоб.)Тут-то вот, на чердаке-то, у меня словно светлей стало! А то чисто одержимый; к чорту на кулички меня несет, вот куда!.. Так вот оно!.. Да, так!.. Коли, значит, слабый человек станет поднимать другого слабого, так берется у него тогда, невесть откуда, сила! Так!.. (Садится.)А вы милая, вы милая барышня. Вижу, вижу теперь, где я вас… я вас в церкви только и видал… Вы зачем в церковь? Молиться?
Оля. Да, молиться.
Залешин. Отлично! Возвестим печали своя! Я и забыл, когда я молился… а сейчас могу. За вас могу, а за себя… не умею.
Оля. Что это со мной, у меня как будто все окостенело внутри?
Залешин. Это… это нехорошо…
Оля. Вы никому не скажете, что видели меня?
Залешин. Я-то? Я-то, пустой человек, да буду про других рассказывать! Чудно! Я и с собой-то не разберусь, не соображу никак!
Оля. А то все равно, хоть всему свету расскажите!
Вдали раздается сторожевой церковный звон.
Ах! Это на погосте!
Залешин. Вот где покой-то, вот где спят-то крепко!
Оля. Послушайте!.. Вот что!.. Вот что я хотела у вас спросить…
Залешин. Спрашивайте.
Оля. Про смерть… как вы думаете, страшно умирать?
Залешин. Умирать-то?.. Хм!.. Я и сам вот на охоте про то же размышлял. Ничего, мне кажется, только бы покороче, поскорей чтобы!
Оля. Как это, живешь и вдруг — куда? Где человек очутится? Вот что страшно-то, что не знаешь!
Залешин. Материя темная для нас, смертных. Обидно то, что кто ушел-то туда, так не возвращается и не сказывает! Да что за разговор мы затеяли? Ведь не сейчас же мы в неизвестность!..
Оля. Нет, я так это. Ударил колокол, пришло в голову… Ах! (Закрывает лицо платком.)
Залешин. Да бог с вами, что это вы? Плакать, что ли? Ну, плачьте, пожалуй, — это лучше. То есть говорят, что будто лучше; а по-моему, что в слезах хорошего? А уж отчаиваться и вовсе не годится… в молодых летах. Мы… ну, мы дело другое. А у вас еще все впереди. Так горе-то как тучка, мимолетом, налетит и пройдет, опять разъяснится. Зачем серьезничать прежде времени!