Том 10. Пьесы, написанные совместно
Шрифт:
Вершинский. Нет, господа, не доросли мы, далеко нам! Где нам общественные вопросы, экономические задачи решать: съедемся об деле говорить, а начнем об ландшафтах. Ведь нельзя ж мне одному все взвалить на плечи! Шилом моря не нагреешь. Ведь если мы хотим себе добра, мы должны всю свою энергию употребить, — нам придется все вновь, с самого начала начинать. Один мой знакомый говорит, что в России, чтоб завести что-нибудь порядочное, нужно прежде — все урочища, все деревни назвать иначе, хоть по-немецки, а старые названия строго приказать забыть.
Ашметьев.
Вершинский. Оригинально — это правда, но тут есть смысл. Чтобы сеять новое, нужно старое вырвать с корнем и сравнять местность. Что такое все эти урочища, все российские обыкновения и обычаи? Стоит ли их жалеть? Они продукт нашей милой старины, а русская старина и невежество — синонимы. А у нас апатия, лень или расчет на наживу, а зачастую и просто враждебное отношение к делу и всяческие тормозы. Один шутит, другой отдыхает.
Ашметьев (Варе тихо). Это на мой счет.
Варя (Малькову серьезно). Что лучше: отдыхать или новое сеять?
Мальков. Отдыхать.
Варя. Почему?
Мальков. Во-первых, покойнее, а во-вторых, меньше глупостей наделаешь.
Боев. Про меня грех сказать, чтоб я никакой пользы не приносил земству. Я составляю нейтральную почву; всех я — и отсталых, и передовых — обнимаю и лобызаю, как друзей и братьев. И отсталые и передовые без разбору милы моему сердцу; да нынче и разобрать-то нет никакой возможности, кто отсталый, кто передовой. У меня перевязочный пункт; я после ожесточенных битв врачую их раны наливками и настойками… А вот у меня аптекарь. (Указывая на Малькова.)Такие специи знает…
Вертинский. Да, действительно между вами много общего.
Боев. Как вы проницательны! Не только много общего, но полное сходство. Он дело делает с утра до ночи, а я баклуши бью; он наживает, а я проживаю; у него свои деньги в кармане, а у меня чужие; он больше молчит, а я болтаю безумолку; он скоро богат будет, а у меня скоро только один тарантас останется.
Зубарев. Ах, Михайло Тарасыч, все-то тебе весело, и когда-то ты над чем-нибудь задумаешься?
Боев. Сейчас задумывался, душа моя! Денег нет, а нужны дозарезу; хорошо, что твои как раз попались, я и взял.
Зубарев. Какие у меня деньги, откуда! Где ты их нашел?
Боев. Не веришь? (Вынимает бумажник.)Вот смотри: три радужные! Это мое «хрестьянство православное» платит тебе за аренду Кривого луга. Понял? Ты с них очень дорого берешь: ну, вот за это я оставляю деньги у себя, на некоторое неопределенное время; они мне нужны очень. (Прячет бумажник.)
Зубарев. Нет, этого нельзя, Михайло Тарасыч, этого нельзя. Отдай, пожалуйста! Мне самому нужно.
Боев. Поди ты! Господа! Вот в какой форме возможно только в
Вершинский (Зубареву). Кирилл Максимыч, на два слова.
Зубарев. К вашим услугам. (Уходят.)
Ашметьев, Марья Петровна, Варя, Боев, Мальков.
Варя (Малькову). Что ж вы не спорите с Вертинским? А еще мужчина!
Мальков. Что мне за охота беспокоиться! Себе дороже.
Боев. Да, пожалуй, и не сговоришь.
Мальков. Да и то не сговоришь: они разговаривать-то учились, особенно о высоких предметах.
Варя. А вы чему учились?
Мальков. А мы учились маленькое дело делать.
Варя. Что же лучше: разговаривать о высоких предметах или маленькое дело делать?
Мальков. Разговаривать лучше.
Варя. Почему?
Мальков. Благороднее.
Боев. Да и чище; от купоросного масла — ногти желтеют. (Малькову.)А как ты думаешь, не покупаться ли нам с тобой?
Мальков. Пойдем пополощемся малым делом.
Боев. Зима хоть два года продолжайся, я и «ох» не молвлю, а уж летом нет несчастней девушки меня. (Боев и Мальков уходят.)
Марья Петровна. Варя, пойдем гулять! (Берет мужа за руку.)
Варя. Мне надо подождать отца. Идите, я после. (Ашметьев и Марья Петровна уходят. Варя подбегает к двери и прислушивается.)Идут, идут! Ну, была не была!
Входят Вершинский и Зубарев.
Варя, Вершинский и Зубарев.
Зубарев. Так соскучилась, так соскучилась, Виктор Васильич, не поверите! Три дня не изволили быть; мы думаем, уж не гневаетесь ли за что на нас.
Вершинский. Что вы, помилуйте! За что мне гневаться, какое право я имею?
Зубарев (указывая на Варю). Вот-с, очень желала вас видеть.
Вершинский. Значит — к лучшему, что я не был: явилось желание видеть меня. Это всегда так бывает.
Зубарев. Вы ее хорошенько, Виктор Васильич, коли она в чем провинилась. А она должна понимать и чувствовать, благодарить должна за внимание. (Варе.)А ты ребячество-то в сторону! Конечно, тебе, по необразованию твоему, прощают, а уж пора и поумней быть! (Вертинскому.)А я на луг сбегаю: косят под самым домом. (Уходит.)