Том 11. Монти Бодкин и другие
Шрифт:
— А что я скажу?
— Скажешь: «Руки!». Мистер Моллой весь сжался.
— Не могу, — сказал он. — Очень уж глупо звучит.
— Тогда просто наставь на него пушку. Он сам поймет.
— Ладно-ладно, — сказал мистер Моллой все с тем же несчастным видом. — Ладно, киска, если ты считаешь, что так нужно. И все-таки, лучше бы ты попросила меня продать нефтяные акции. А что будет делать Шимп?
— Шимп будет удерживать народ в гостиной, чтобы тебя не скрутили.
Мистер Твист оказался куда решительнее мистера Мол-лоя. Он без возражений встал и протянул руку.
— Отлично, — сказал он. — Давай пушку.
— Больше
— Чем же мне их удерживать?
— Ничем. Сунь палец в карман, пусть думают, что там у тебя кольт. Что ты так смотришь?
Шимп объяснил, что смотрит так, потому что весь план представляется ему совершенно дурацким.
— Говоришь, палец в карман?
— А что? Эти зануды и не пикнут.
— Да? А как насчет Корки?
— Ты боишься женщины?
— Я боюсь этой женщины, — решительно отвечал мистер Твист. — И вот что я вам скажу. Если я должен удерживать эту громилу одним пальцем в кармане, то мне половины мало. Да, мэм, — продолжал он, несмотря на сдавленный вскрик Долли и гримасу муки на лице Мыльного. — Забудьте про пятьдесят на пятьдесят. Или семьдесят пять на двадцать пять, или я пас.
Женщину послабее этот несвоевременный финансовый вопрос выбил бы из колеи, однако Долли вновь оказалась на высоте. Несколько мгновений задумчивой тишины, нарушаемый лишь постанываниями мистера Моллоя, и она отыскала выход.
— Ладно, — сказала она, взмахом руки останавливая мужа (он спрашивал у Шимпа, поступают ли так порядочные люди). — Я запру ее в погребе. Это тебя устроит?
— Как запрешь?
— Не волнуйся. Это уж мое дело.
Долли повернулась к мужу, молча ожидая аплодисментов, которые не замедлили последовать. Даже Шимп вынужден был признать, что план — хоть куда. Он заметно приободрился, узнав, что избежит противостояния с хозяйкой, которая еще в первую встречу произвела на него самое сильное впечатление.
— Теперь все ясно? — продолжала Долли. — Усвоили сценарий? Мыльный берет на себя лорда Кейкбреда. Ты берешь на себя зануд. Я запираю Корку в подвале, вывожу машину и жду У выхода. У кого-нибудь есть что сказать? У обоих мужчин было. Мистер Моллой сказал:
— Киска, тебя надо назначить генералом в армии Соединенных Штатов.
Мистер Твист сказал:
— Минуточку, минуточку!
Ответом ему были раздраженные взгляды. Он уже произносил эти слова точно таким же тоном, и было ясно, что он намерен разрушить гармонию и внести разлад в атмосферу взаимной поддержки.
— Э? — спросил мистер Моллой.
— Чего еще? — спросила Долли. Шимп объяснился.
— А что потом? — спросил он. — Стекляшки у Мыльного. Ты — в машине. Я — в гостиной с занудами. Как я узнаю, что все готово? Не хватало, — продолжал Шимп все тем же неприятным голосом, — чтобы вы включили мотор и через пятьдесят миль спросили, переглянувшись: «А где же Шимп? Я совсем про него забыла».
Долли вздохнула.
— Не забудем.
— Не забудете?
— Когда все будет готово, я выстрелю из пистолета. Тогда ты ноги в руки — и к нам. Идет?
— Идет, — с некоторым сомнением отвечал Шимп. — У тебя не вылетит из головы в последнюю минуту?
— Ты мог бы доверять моей жене, — холодно сказал мистер Моллой.
— Вот как? — И с этими неприятными словами Шимп вышел из комнаты.
Когда дверь закрылась, Долли шумно выдохнула.
— Если я не прибью этого мелкого пакостника в самое ближайшее
Глава XXVI
Лекции, которые миссис Корк читала два раза в неделю (сегодня должна была состояться одиннадцатая), немало украшали жизнь Шипли-холла. Они радовали не только ухо, но и глаз, поскольку сопровождались демонстрацией любительских кинолент. В один вечер вы издалека наблюдали туземную свадьбу; через три дня с замиранием сердца следили за сценками из жизни носорогов a la Уолтер Уинчелл. [24]
24
Уинчелл, Уолтер (1897–1972) — популярный американский журналист. Вел в газетах и на радио раздел светской хроники.
Она всегда бралась за дело с приятным чувством, что доставит людям незабываемое удовольствие. Как же больно ей бывало обнаружить, что ее подопечные, не сознавая своего блага, попрятались, кто куда.
Случалось это нечасто — сила личности, позволявшая миссис Корк избавляться от экземпляров «Женщины в дебрях», пугала и тех, кто вздумал бы отлынивать от лекций, — но все же случалось. Однако сегодняшний случай был исключительным. Пересчитав собравшихся по головам, миссис Корк обнаружила, что нет по меньшей мере троих.
Не было мистера Моллоя. Не было миссис Моллой. Сколько ни искали, не нашли Дж. Дж. Миллера. Это затмило черный день, когда мистера Уикса и мистера Хендерсона, отсутствующих на параде без увольнительной, нашли в комнате у последнего за распитием виски и обсуждением собачьих бегов.
Туча омрачила чело миссис Корк. Она была не из тех, кто станет кротко сносить подобное безобразие.
— Мисс Бенедик.
— Да, миссис Корк.
— Я не вижу мистера и миссис Моллой, а также мистера Миллера. Они, наверное, в саду. Подите и скажите им, что мы ждем.
— Да, миссис Корк.
Энн торопливо вышла. На лбу миссис Корк по-прежнему лежала тень, но она рассеялась при взгляде на мистера Трампера, который наготове стоял у ее локтя. Она почувствовала: вот так всегда. Стоит рядом, выключает свет, когда приходит время показывать кино, включает, когда она хочет зачитать отрывок из «Женщины в дебрях», первым начинает хлопать, подливает в стакан воды, поднимает оброненную указку… Что бы ни случилось, Юстэс Трампер не подведет.
Вот и сейчас он нашел правильные, сочувственные слова.
— Как неприятно, Кларисса!
— Очень.
— Люди должны приходить к началу лекции.
— Да.
— Я всегда прихожу вовремя.
Глаза миссис Корк тронула нежность. В сотый раз она подумала, что Юстэс — сокровище.
— Вы — не такой, как все, — сказала она. — Не знаю, как бы я без вас обходилась.
В Юстэсе Трампере словно распрямилась какая-то пружина. Словно некий голос шепнул ему, что пришло время испытать судьбу, победить или проиграть. Они стояли у входа в гостиную, а дисциплинированные слушатели, которые рассаживались по местам, не могли различить их голосов. Лучшего случая было не придумать. Юстэс Трампер справедливо рассудил, что, после двенадцати лет молчаливого преклонения, никто не сможет упрекнуть его в излишней поспешности.