Том 13. Салли и другие
Шрифт:
— Привет, Салли! — сказал Джеральд.
Язык у него заплетался, по лицу блуждала глупая улыбка, он стоял, пошатываясь, одной рукой опершись на дверь. Пиджак и воротничок он снял; было ясно, что выпил он немало. У него было белое одутловатое лицо, и от всей его фигуры веяло какой-то застаревшей неопрятностью.
Салли ничего не говорила. Еще минуту назад раздавленная цепенящей усталостью, сейчас она вступила во вторую фазу утомления, когда перетруженные нервы вдруг наливаются ненормальной живостью. Она смотрела на него спокойно равнодушно и бесстрастно,
— Привет, — повторил Джеральд.
— Что тебе нужно? — спросила Салли.
— Услышал твой голос. Дверь не закрыта. Дай, думаю, зайду
— Зачем?
Слабая улыбка слетела с его лица, словно была пришпилена. По щеке покатилась слеза. Наступила плаксивая стадия опьянения.
— Салли… С-Салли… Я так несчасн, — особо трудные слоги он неуклюже сглатывал. — Услышал твой голос. Дверь открыта. Дай, думаю, зайду.
Неясное воспоминание пронеслось в голове Салли. Где-то она уже видела это. И тут она поняла. Это был все тот же мистер Реджинальд Крэкнелл.
— Лучше тебе отправиться в постель, Джеральд, — сказала она твердо. Ничто в нем теперь не трогало ее, ни его вид, ни его жалкие страдания.
— Что толку? Не могу я спать. Мне плохо. Не могу спать. Салли, ты не представляешь, как я измучился. Я понял, каким был дураком.
Быстрым жестом Салли попыталась остановить эти запоздалые сожаления по поводу того, как он с ней обошелся. Ей не хотелось стоять здесь и выслушивать слезливые извинения Джеральда, приложившего в свое время все силы, чтобы разбить ей жизнь. Однако, как оказалось, вовсе не это его мучило.
— Каким я был дураком! Не надо мне сочинять пьесы, — продолжал он. — В первый раз как будто получилось, но на этом — все. Зачем я ушел из газеты? Это я хотя бы умел. Надо вернуться. Сегодня вечером очередной провал. Не буду я больше пытаться. Придется опять вернуться к этой рутине, чтоб ее.
И он тихонько зарыдал, исполненный жалости к своей тяжкой доле.
— Как несчас-с-н… — пробормотал он.
Он попытался пройти в комнату, однако, сделав шаг, накренился и вернулся к своей надежной опоре. На мгновение спокойствие покинуло Салли, сменившись презрением. Однако это прошло, и она вновь заключила себя в доспехи безразличия.
— Иди спать, Джеральд, — сказала она, — Утром будет лучше.
Возможно, какое-то смутное воспоминание о том, как ему бывает по утрам, проскользнуло в путаном сознании Джеральда, он сморщился и еще глубже погрузился в меланхолию.
— Может, к утру меня уже не будет в живых, — сказал он торжественно. — Я хочу покончить со всем этим. Покончить! — повторил он, сопровождая свои слова широким жестом, завершить который ему не удалось, поскольку пришлось срочно хвататься за спасительную дверь.
Салли не была расположена к мелодраме.
— Ох, иди спать, — сказала она нетерпеливо. Сковавшее ее холодное безразличие понемногу проходило, уступая место растущему негодованию: она сердилась на Джеральда за то, что он дошел до такого, она сердилась на себя за то, что когда-то находила этого
— Ты совсем… совсем меня не жалеешь, — посетовал он.
— Извини, — сказала Салли. Она резко подошла к двери и толкнула ее. Прильнувший к своей опоре Джеральд оказался на лестнице. Он цеплялся за ручку с видом человека, который стал свидетелем того, как самые основы мироздания пошатнулись. Он отпустил ручку и неуверенно пересек площадку. Обнаружив перед собой открытую дверь собственной квартиры, он пошатнулся и переступил порог. Удостоверившись, что путешествие его завершилось благополучно, Салли направилась к себе, намереваясь закончить эту тревожную ночь в постели.
Однако почти тут же она раздумала. Спать совершенно не хотелось. Ее охватило лихорадочное возбуждение. Надев кимоно, она пошла на кухню посмотреть, найдется ли на ее продовольственном складе стакан горячего молока.
Она только что вспомнила, что прошлым утром пожертвовала остатки молока рыжему коту с многозначительным взглядом, который через окно забежал к ней позавтракать, когда ее сожаления о подобном расточительстве прервал приглушенный грохот.
Она прислушалась. Звук шел как будто из соседней квартиры. Салли поспешила к двери и открыла ее. И тут за дверью напротив разразилась настоящая канонада, причем каждый новый разрыв казался ее напряженным ушам громче и ужасней предыдущего.
Услышав внезапный шум в ночной тиши, даже самый невозмутимый человек разволнуется. Всего несколько минут назад Джеральд, рассуждающий о том, как покончит со своими страданиями, не тронул Салли; однако теперь на ум ей вновь пришли его слова, и равнодушие уступило место страшным подозрениям. Что и говорить, за свои поступки он не отвечал, и под влиянием алкоголя мог совершить все, что угодно. Прислушиваясь к шуму за дверью, Салли запаниковала.
Вслед за канонадой установилась короткая тишина, однако, пока она колебалась, в квартире напротив вновь раздался грохот, и на этот раз такой пугающе громкий, что Салли отбросила сомнения. Она кинулась через площадку и заколотила в дверь.
Сколь бы разрушительными ни были события, произошедшие в его доме, мгновением позже стало ясно, что Джеральд ухитрился выжить — в квартире раздались шаркающие шаги, и дверь открылась. Джеральд стоял на пороге, слабая улыбка вновь играла у него на губах.
— Салли!
Увидев его, неряшливого и совершенно невредимого, Салли тут же перестала тревожиться, и снова рассердилась. Значит, в добавление ко всем остальным обидам, он еще и напугал ее понапрасну.
— Что это за шум? — спросила она.