Том 13. Салли и другие
Шрифт:
Он скрестил ноги и попытался потихоньку напеть беззаботный мотивчик.
— А не могли бы вы… — сказала она, обернувшись.
— Прошу прошения?
— Эти стоны отвлекают меня от работы.
— Это не стоны, это пение.
— Тогда простите.
— Да не за что. Пробило восемь.
Мистер Фергюсон, лишенный успокоительного влияния музыки, развлекал себя разглядыванием прически присутствовавшего рядом труженика. Это подбросило дров в топку его размышлений, уносящих его все дальше в сторону пункта под названием Былое. Перед ним прошли дни в лесу и вечера
Он вздохнул.
— И не надо стонать, — сказал холодный голос из-за той же прически.
Это было слишком. Мистер Фергюсон, так и не доехавший до конечной остановки, кое-как выкарабкался из поезда воспоминаний и заковылял по направлению к Настоящему.
Оно было безрадужное, но все же не шло нив какое сравнение с голодным и бессонным Будущим. На этом он и сконцентрировал внимание. Ему захотелось узнать, как коротает время мастер Бин. По всей вероятности, делает дыхательные упражнения или читает карманного Аристотеля.
В этот момент девушка отодвинула кресло и встала из-за стола.
Она подошла к маленькому буфету в углу и стала извлекать все необходимое для того, чтобы приготовить какао. Делала она это молча. Вскоре, заполняя пространство, по комнате пополз аромат, и когда он достиг того места, где сидел мистер Фергюсон, тот напрягся в кресле и приготовился стоять до смерти. Это был не просто аромат, это пела душа какао. Пальцы вцепились в подлокотники кресла.
Девушка вытащила печенье. Она поймала его взгляд.
— Вам лучше поесть. Наверное, я даже… да, совсем забыла, вы ведь не любите какао.
— Нет, — сказал он со всей решимостью. — Не люблю. Видимо, сейчас она была не прочь поговорить.
— Я думаю, а почему вы сюда пришли?
— Не вижу причин это скрывать. Из-за рассыльного.
— Что же он такое сделал?
— Если бы вы его знали, то не стали бы задавать подобных вопросов. Вам не приходилось встречать воплощенную святость, такую это, с порицанием…
— Вы, наверное, забыли, что я была помолвлена с вами несколько недель?
Он был слишком поражен, чтобы оскорбиться. Мысль о том, что он был таким же, как и Роланд Бин, была слишком нова для него, но давала пищу для размышлений.
— Я был таким? — опасливо спросил он.
— Вы сами это знаете. Да! Я не имею в виду ваши взгляды на театр, — это было во всем. Что бы я ни делала, вы так это посматривали, как… как моя тетя! — заключила она. — Вы были всегда правы. Если бы, ну хоть раз, вы сами сделали что-нибудь не так, тогда бы, я думаю… Но нет, вы были просто безупречны!
Мужчина остается хладнокровным
Фергюсон помрачнел.
— По правде сказать, — надменно начал он, — как раз сегодня вечером я собирался поужинать с девушкой из шоу.
— Какая пошлость! — бесстрастно заметила она, отхлебывая какао, и добавила: — Хотя вы, наверное, считаете это верхом безрассудства.
— Ну, это только для начала.
Она сломала свое печенье и внезапно взглянула ему в глаза.
— Кто она? — спросила она тоном, не терпящим возражений.
— Что вы сказали? — ответил он, возвращаясь из приятной задумчивости.
— Кто эта девушка?
— А, она… э… такая Мэри. Мэри Тэмплтон.
Казалось, она на мгновение задумалась.
— Эта милая старушка? Я с ней хорошо знакома.
— Что?
— Мы ее обычно называем «матушка». А с сыном ее вы не встречались?
— С сыном?
— Очень милый молодой человек. Он тоже на сцене, женат, двое очаровательных детей. Бабушка в них души не чает. Она о них не рассказывала?
Она налила себе еще какао, и беседа опять замерла.
— Наверное, вы к ней очень неравнодушны? — спросила она, наконец.
— Просто без ума. — Он сделал небольшую паузу и добавил: — Такая душечка!
Она встала и направилась к двери. В глазах ее был недобрый огонек.
— Вы уходите? — спросил он.
— Я на секунду, приведу этого посыльного. Он, должно быть, уже стосковался.
Он вскочил, но было поздно. Перегнувшись через перила, он видел, как дверь внизу открылась, и после короткого разговора на лестнице раздались шаги.
Там, на лестнице, было темно, и они прошли мимо, так его и не заметив. Мастер Бин, по ходу, беседовал о производстве какао и о тех расстояниях, которые покрывают мексиканские туземцы, чтобы его отыскать, поскольку только им и питаются. Открывшаяся дверь залила ярким светом коридор, и мистер Фергюсон, выходя из укрытия, отправился вниз по лестнице.
Девушка вышла к перилам.
— Мистер Фергюсон! Он замер.
— Это вы меня?
— Вы — к себе?
— Да. Надеюсь, вы оцените Бина. Поистине, кладезь премудрости.
Он продолжил спускаться, а она вернулась к себе и закрыла за собой дверь.
Мистер Фергюсон зашел в свой кабинет и сел.
Жил когда-то человек по имени Симеон Столпник. Он забрался на столп и, видимо, за неимением более достойных занятий, провел там тридцать лет. Мистер Фергюсон, знакомый с творчеством Теннисона и его поэмой по этому поводу, смотрел на него как на чудака. Читая строки:
… целых тридцать лет,Помноженных на голод и на муки,На холод, непогоду и жару,Я терпеливо на столпе стоял,Стеная, мучаясь, но не сдаваясь,—