Том 13. Салли и другие
Шрифт:
— Я… эээ… может быть… Джеймс был весь внимание.
— Еще сахарку?
— Спасибо, достаточно, — ответил Джеймс.
— Очень бы не хотелось, чтобы дождь пошел. На этом беседа замерла.
Джеймс отставил свою чашку.
— Мне надо кое-что написать. Я, пожалуй, пойду, — сообщил он.
— А? Прямо сейчас? — заметил Блатервик с облегчением. — Великолепная идея, великолепная.
— М-м-м, Датчет, — сказал мистер Блатервик на следующее утро.
— Да?
С самого утра он испытывал только теплые и приятные чувства. Солнце выглянуло из-за туч, а в
— К сожалению, мне пришлось расстаться с Адольфом, — сказал мистер Блатервик. — Представляете, он пришел ко мне в кабинет с чудовищной, нелепой клеветой, о которой нет смысла распространяться.
Джеймс немного обиделся. Нехорошо все-таки выкармливать кровососов!
— Ай-я-яй! — сказал он. — И это после моих уроков, которые я давал ему каждый день! Никакой благодарности у этих иностранцев, — заметил он философски.
— Поэтому я и был вынужден… — продолжил мистер Блатервик.
Джеймс понимающе кивнул.
— А вы слышали что-нибудь о Западной Австралии? — спросил он, меняя тему. — Замечательная страна, мне говорили. Я даже думал туда поехать.
— В самом деле?
— Но изменил свои планы.
СЭР АГРАВЕЙН, РЫЦАРЬ КРУГЛОГО СТОЛА
Однажды, гостя в старинном замке у своего друга, герцога, фамилия которого уходит слишком далеко в древность, чтобы дать хоть какой-то шанс произнести ее правильно, я случайно нашел старинный манускрипт, написанный готическим шрифтом. Он и послужил основой той истории, которую я собираюсь вам предложить.
Мне, правда, пришлось ее немного подправить, так как авторы в те стародавние времена были слабо знакомы с законами композиции. Они старались набрать побольше воздуху и пробубнить все до конца, не размениваясь на остановки и диалоги.
Кроме того, я немного сократил название. В оригинале оно звучало так: «История, рассказанная монахом Амвросием о том, как случилось, что добрый рыцарь Круглого стола сэр Агравейн Печальный отправился на спасение прекрасной дамы и после многотрудного путешествия и преодоления многих напастей получил ее сердце и руку и жил с ней долго и счастливо».
Сказано, конечно, коротко и ясно, для того времени — в самый раз, но сейчас, в наши дни, у нас уж больно строги стандарты. Словом, ярд-другой мне пришлось отрезать.
Итак, мы можем начать.
Большой турнир был в полном разгаре. Весь день рыцари, разгоряченные взаимными обещаниями, бросались друг другу на пики к пущему удовольствию публики. Глаза сверкали, платки взмывали в воздух, зычные голоса глашатаев призывали фаворитов расправиться со своими мускулистыми противниками. Галерка неистовствовала, ближе к арене слышались выкрики торговцев, предлагавших программки турнира и прохладительное. Шум и веселье царили в округе.
По толпе пробежал шепот, и она замерла. На противоположных концах арены появились всадники в полном вооружении.
Герольд поднял руку.
— Леди
Кто-то попытался предложить один к шести на Галахада, но не нашел желающих. И осторожность эта была не без причины.
Мгновением позже двое всадников встретились посередине ринга. Из клубов пыли с металлическим лязгом на землю упал сэр Агравейн.
Он собрал себя, поднял и заковылял со сцены. Для него это не было необычным. По правде говоря, всю свою турнирную карьеру он только этим и занимался.
Правда была в том, что сэр Агравейн Печальный был не приспособлен для рыцарской жизни, и это знал. Такое знание и придавало ему тот оттенок меланхоличности, из-за которого он получил свой титул.
До той поры, пока ко мне в руки не попал этот манускрипт, я думал (полагаю, как и все остальные), что любой рыцарь Круглого стола был образцом красоты и силы. У Мэлори вы не найдете ничего, что бы опровергало эту теорию (у Теннисона — тоже). Но, по всей видимости, за Круглым столом бывали исключения, и сэр Агравейн Печальный был из них главным.
Казалось, положение его безнадежно. В этом мире есть место некрасивым и сильным; найдется место и слабым, но красивым. А если уж вам не повезло ни с первым, ни со вторым, приходится полагаться на собственные мозги. Во времена короля Артура они не применялись в домашнем хозяйстве, и спрос на них был совсем вялым. Агравейн был умнее, чем большинство его современников, но роста он был невысокого, три ускоренных курса по бодибилдингу заметных результатов не дали, в общем — с мускулами у него было плохо. Глаза у него были мягкие и кроткие, нос — вздернут подбородок остро выступал из-под нижней губы, как будто Природу во время работы над его лицом кто-то срочно отвлек, и ей пришлось долепливать в спешке. Выступающие верхние зубы довершали картину, придавая ему сходство с испуганным кроликом.
Немудрено, что с такими достоинствами он чувствовал себя за Круглым столом печально и одиноко. В сердце своем он тосковал по романтике, но романтика его сторонилась. Леди при дворе просто его не замечали. Девы в беде, которые периодически забредали в Камелот, жалуясь на драконов или великанов, испрашивали у короля, не отправит ли он с ними доблестного рыцаря (примерно так сейчас вызывают полисмена). Но даже с ними у него не было ни одного шанса. Выбор обычно падал на Ланселота или другого любимца публики.
За турниром следовал пир, куда все и пошли. Пир был веселый и оживленный. Прекрасные дамы, доблестные рыцари, слуги, оруженосцы, охрана и местные жулики — все от души развлекались; все, кроме Агравейна. Он сидел в молчаливой задумчивости, не обращая внимания на насмешки. И когда его сосед, сэр Кэй, обратился к нему за поддержкой в споре о том, что сэр Гейн, может быть, и хорош в среднем весе, но слабоват на прямой удар, он не ответил, хотя по этому поводу у Агравейна была своя точка зрения.