Том 18. Лорд Долиш и другие
Шрифт:
— Добрый день, мистер Бьюстридж, — произнесла миссис Боте. С нею были муж, сын и собака. — Мы ждем у восемнадцатой лунки. Пощадите сэра Джорджа, будьте паинькой! Кстати, где он?
Тут появился сэр Джордж в прекрасном настроении.
— Ну, я ему задал! — сообщил он. — Это что же такое? Кусать людей! Ну, он у меня…
Миссис Боте изящно вскрикнула.
— На вас напали?
— Можно сказать и так. Огро-омная букашка. Ну, я ей показал!
— Вы убили насекомое?
— Оглушил, по меньшей мере. Вывел из строя.
— Разве вы не помните у Колриджа? «Прекрасен тот, кто любит всех, и малых, и больших».
— Но не букашек.
— Ах, что вы! Они такие милые! Сэр Джордж удивился.
— Этот ваш Колридж тоже так считает?
— Конечно!
— Даже когда они залазят под белье и кусаются?
— О, да!
— Какой идиот! Вы знакомы с этой… особой? — осведомился он, когда семейство удалилось. — Не все дома, да? У нас в Англии мы бы ее мигом определили в психушку, пискнуть бы не успела. Нет, это подумать, Колриджи какие-то!.. А знаете, что она сказала утром? Чтобы я осторожно ступал на траву, там полно эльфов. Муж — тоже хорош, анекдоты рассказывает. А уж сынок! А эта блохастая тварь! Если бы я знал, что у них творится, я бы поселился в гостинице. Ну, Бьюстридж, играем.
Видимо, именно эти отзывы так восхитили Хореса, что десятая лунка далась ему легче легкого. Но тут фортуна переменилась. Победа над букашкой вернула сэра Джорджа к привычному методу. Он осторожно выбирал клюшки и снова застывал над мячом. Игра заметно усложнилась.
Понемногу сэр Джордж вернул утраченное. Хорес явно отставал. Конечно, я видел, в чем дело, — он начитался руководств и пытался вспомнить, как клюшка движется от пункта А по линии Б к какому-нибудь С, а этого делать нельзя. Я говорил со многими игроками, и все заверяют, что способ один: закрыть глаза, быстро помолиться и отправить мяч в неизвестность.
Как бы то ни было, к последней лунке они подошли вровень. Теперь все зависело от судьбы. Я печально ощутил, что у сэра шансов больше. Тогда восемнадцатая лунка была не та, что сейчас, вон там, а та, которая теперь девятая. Прямо за тобой — холм, бьешь по мячу сверху, уповая на то, что он не перелетит газон и не угодит в глубокую расщелину. Здесь у осторожного, неторопливого игрока шансов больше, чем у молодого и пылкого, который вложил в удар излишнюю силу.
Однако страхи мои не оправдались. Мяч у Хореса полетел по идеальной дуге и должен был упасть очень близко к флажку. Сэр Джордж сыграл хуже, решил я, и не ошибся. У последней лунки я нашел, во-первых, Ботса с сыном и собакой, во-вторых, мяч Хореса, лежащий в двух футах от флажка, и, в-третьих, мяч сэра Джорджа, футов на шесть дальше.
Внезапно раздался перестук быстрых лапок. Комок черной шерсти мелькнул мимо, схватил мяч в зубы и унес. Пудель Альфонс обрел в критический момент так называемую «верность своим».
Я крикнул: «Ой!» Собака, видимо, приняла это за голос совести и выронила мяч. Как-никак, она не бросила его в расщелину.
Но все же и теперь он лежал довольно далеко. Хорес был смертельно бледен. Один раз ему удался дальний удар, это бывает нечасто. Сдвинув брови, он почти сел, чтобы представить возможную линию полета. Альфонс тут же залаял.
Хорес поднялся. Я буквально читал его мысли: «Эту собаку очень любит Ирвин. Любит ее и Боте. Отсюда следует, что стукнуть ее нельзя, они будут недовольны. Значит, недовольна будет и Вера, которая, в свою очередь, любит отца и брата. С другой стороны, при таком шуме особенно не разыграешься».
И вот, он сделал выбор. Терять Веру не хотелось, но еще хуже остаться без кубка. Как я уже говорил, Хорес был истинный игрок.
Лай оборвался, поскольку Альфонс полетел в расщелину, словно падающая звезда. Ботсы, отец и сын, страшно закричали.
Хорес вдумчиво смотрел на лунку. Удар предстоял нелегкий. Почва бугристая. Надо учесть и то, что подальше, слева, она полого идет вниз. Словом, есть о чем подумать, а он почему-то никак не мог сосредоточиться.
Наконец, он понял причину. Ирвин кричал «О-о-о!» в его левое ухо, Боте кричал «А-а-а!» — в правое. «Как поступил бы Бобби Джонс?» — спросил себя Хорес. Ответ не замедлил. Тот схватил бы Ирвина за шкирку и отправил в расщелину. А потом вернулся бы за папашей.
Хорес все это проделал и не успел перейти к раздумьям, как появился Р. П. Крамблз с очень хорошенькой девушкой — по-видимому, этой Верой. Увидев Хореса, он помрачнел, а сэра Джорджа спросил, как дела.
— Признаюсь, — сказал он, грозно жуя сигару, — я думал, все давно завершилось. Я не сомневался, что вы победили примерно на шестнадцатой лунке.
— Вряд ли мне удастся победить на восемнадцатой, — отвечал англичанин. — Теперь его ничто не отвлекает. Ему мешали Ботсы, включая собаку, но он кинул их в расщелину и может отдать все внимание игре. Способный юноша, надо заметить.
Вера ахнула. Крамблз, перебросив сигару в другой угол рта, кинулся к Хоресу, склонившемуся над мячом, и быстро, пылко заговорил с ним.
Этого делать не стоило. Вместо того чтобы лепетать: «Да, мистер Крамблз», Хорес выпрямился, взял босса за шкирку и отправил в расщелину. Вернувшись, он снова посмотрел на лунку и, видимо, остался доволен. Он уже замахнулся, как вдруг раздался дикий вопль. Раздраженно взглянув через плечо, он увидел, что к собравшимся присоединилась миссис Боте. Склонившись над расщелиной, она пыталась установить связь с семьей. Снизу доносились неясные голоса.
— Понсфорд!
— Ба-ба-ба…
— Мистер Крамблз!
— Ва-ва-ва…
— Ирвин!
— Фа-фа-фа…
— Альфонс!
— Фуф-фуф-фуф…
Она подалась вперед, держась одной рукой за дерн, другую приложив к уху.
— Что? Что-о-о? Не слы-ышу! Что вы там делаете? Не слыыышу! Что там делает мистер Крамблз? Почему он держит ногу у Ирвина в глазу? Ирвин, убери глаз! Что? Не слышу!
Почему Альфонс кусает мистера Крамблза? Говорите яснее! Рот полон виска? Что за чушь! А, песка! Почему Альфонс кусает Ирвина? Что вы сказали, мистер Крамблз? Проглотили сигару? Почему? Не слы-ы-ышу!