Том 18. Лорд Долиш и другие
Шрифт:
Логово Бринкмайеров — а судя по всему, приехали мы именно туда — оказалось одним из самых впечатляющих поместий в Голливуде. Обширный газон со скульптурой оленя, красочные беседки, увитые побегами бугенвиллии, за которыми ухаживали три садовника, несколько бассейнов, теннисные корты, столы для пинг-понга и прочие симптомы богатства. Впрочем, чтобы убедиться, что хозяева гребут деньги лопатой, достаточно было взглянуть на дворецкого, который открыл дверь в ответ на гудок шофера. Это был английский дворецкий. В Голливуде могли себе
Один взгляд на этого достойного слугу прибавил мне душевных сил. Он был как весточка из родного дома — солидный, круглолицый, с глазами навыкате, классический представитель древней породы семейных дворецких. Рядом с ним я больше не ощущал себя путешественником, оказавшимся в одиночку 1 среди дикарей, и даже перспектива продолжительного общения с мисс Бринкмайер уже не казалась такой чудовищной.
Впрочем, в тот момент я был лишен удовольствия лицезреть своего земляка хоть сколько-нибудь продолжительное время, поскольку моя спутница или, вернее, тюремщица снова цепко схватила меня за руку и чуть ли не бегом доставила в просторную гостиную с низким потолком и стеклянными дверями во внутренний дворик.
Там нас уже ожидал коренастый пузатый мужчина в роговых очках. По тому, как он в хозяйской позе развалился на диване, я справедливо заключил, что это и был тот самый мистер Бринкмайер, под чьей бдительной опекой мне отныне придется состоять.
В данном случае малыш Кули вновь проявил себя тонким знатоком характеров. Он отозвался о Бринкмайере как о безобидном старикашке, и я с первого взгляда убедился, совершенно справедливо. Хозяин мне, скорее, понравился. Конечно, пообщавшись с его сестрицей, я не был расположен слишком капризничать, и мне, наверное, понравился бы кто угодно, но доброта в его душе, безусловно, присутствовала, и первыми же своими словами Бринкмайер это доказал.
— А, вот и вы! — воскликнул он. — Ну, как все прошло? Как самочувствие?
Мисс Бринкмайер раздраженно прищелкнула языком.
— Теперь ты начинаешь! Разумеется, с ним все в порядке. 1 Вас послушать, так подумаешь, что ему ногу ампутировали или что похуже! С вами никакого терпения не хватит! Такой шум подняли…
— Он что, поднял шум?
— Не он, газетчики. Особенно эти глупые бабы. Раскудахтались над ним, как не знаю кто.
— В самом деле?
— Просто отвратительно!
— Ну что ж, отличная реклама, — одобрительно кивнул Бринкмайер.
Его сестра фыркнула.
— Один вред для него!
— Зато полезно для кассы.
— Мне наплевать. Тошнит уже. Можно подумать, он и без этой возни мало задирает нос! Весь уже раздулся от самомнения.
Мистер Бринкмайер воззрился на меня сквозь роговые очки, словно добродушная сова.
— Меньше, чем раньше.
— Что?
— Я хочу сказать, щека уже не так раздута.
— Да, слава богу.
Надеясь закрепить атмосферу дружелюбия и доброй воли, я заметил, что признателен ей за заботу, но в ответ получил лишь приказ замолчать. Мисс Бринкмайер продолжала, обращаясь к брату:
— Пожалуй, он больше не похож на больного свинкой. Думаю, к открытию статуи совсем придет в норму.
— Наверное, — кивнул тот.
Судя по выражению лица, эта мысль не доставила ему особой радости. Чтобы поддержать разговор, я спросил, что за статуя, но мне лишь снова приказали замолчать.
— Значит, Мичиганских Матерей тоже можно не отменять, — сказала она.
— Каких матерей? — не выдержав, переспросил я, и в третий раз был поставлен на место.
К числу приятных собеседников мисс Бринкмайер явно не принадлежала.
— Будь у него щека по-прежнему, как вареная свекла, — продолжала она, — нам пришлось бы отменить встречу, и они устроили бы бог знает что, проделав такой путь. Но теперь опухоль почти исчезла, а завтра он будет совсем нормальный. — И, подумав немного, добавила: — Насколько он вообще бывает нормальный, мерзкий лягушонок.
Стерпеть такое было выше человеческих сил.
— Ваше замечание представляется мне в высшей степени оскорбительным, — заявил я.
Заткнув мне рот в четвертый раз, надзирательница вновь схватила меня за руку и потащила по лестнице на второй этаж в спальню, где приказала ложиться в постель.
— Как? — Я не поверил своим ушам.
— Тебе нужно спать днем, ты забыл?
— Но черт побери…
— Замолчи! — бросила она в пятый и последний раз и удалилась, заперев за собой дверь.
Я усмехнулся, не ощущая, впрочем, особенного веселья. Спать! Ничего себе! Как будто у меня есть время на подобные глупости. Передо мной стояла задача тщательно проанализировать ситуацию и постараться решить, что в ней, черт возьми, можно предпринять. Причем немедленно. Исследовать все ходы и выходы. Какой уж тут сон!
Я плюхнулся на кровать и принялся за работу.
Не знаю точно, сколько я так просидел, но времени прошло немало. Мог бы с таким же успехом сидеть до конца жизни, если бы вдруг не решил подойти к окну. Как ни странно, в голове у меня тут же прояснилось. Ну конечно! Первым делом надо установить контакт с Джо Кули и посоветоваться.
Я не рассчитывал, конечно, что юнец способен предложить что-нибудь толковое, но у него, по крайней мере, можно было добыть некоторые сведения, полезные мне в моей новой жизни. И лучший способ встретиться — это добраться до моего коттеджа в Саду Гесперид и подождать, пока он сам не придет. Я сказал ему, где поселился, и если он не забыл, то непременно рано или поздно явится.
Хавершоты всегда остаются людьми действия, даже будучи превращенными в мальчишек с золотистыми кудряшками, пропитанными, как я с отвращением установил, каким-то особенно противно пахнущим сортом бриллиантина. Мне отчаянно хотелось на волю из тесной запертой спальни, я буквально задыхался. К счастью, окно находилось всего в каком-нибудь метре над крышей пристройки, с которой можно было легко спрыгнуть. Не прошло и минуты, как я был уже в саду, а затем, выбравшись оттуда, пустился со всех ног по направлению к своему коттеджу.