Том 18. Лорд Долиш и другие
Шрифт:
Он вопросительно поднял брови.
— Ага, значит, уже познакомился со старухой? Я мрачно кивнул.
— За руку тащила?
— Ну да.
— Она всегда так. Сильная, как буйвол. Небось, три порции за обедом съедает.
— Дело не в силе, а в агрессии.
— Как?
— Я хочу сказать, — объяснил я, — что ее действия продиктованы злобой. Совершенно очевидно, что она тебя убить готова.
— Ну, в общем… мы никогда особенно не дружили.
— А почему? — прищурился я.
— Не знаю…
— А я знаю! Потому
— Чего? — вытаращил он глаза.
— Вот видишь!
— Да с какой стати?
— Чтобы задобрить! — наставительно поднял я палец. — Большое красное яблоко — самый надежный метод, спроси хоть в ближайшем детском саду, и самый простой в придачу. Давно бы уж сделал, и горя не знал… А вместо этого, — горько добавил я, — что ты суешь ей в постель? Мексиканских рогатых жаб?
Его лицо — бывшее мое — слегка порозовело от смущения.
— Ну… в общем…
— Вот об этом я и говорю!
— Подумаешь! Ну, жаба… Нормальному человеку не придет в голову обижаться из-за какой-то жабы.
— Пф! — презрительно отвернулся я.
— Ладно, извини.
— Теперь поздно извиняться. Ты ожесточил ее натуру.
— А пусть она не ожесточает мою! Эти чертовы сливы, этот шпинат…
Я снова фыркнул, с трудом сдерживая раздражение. Снова наступила тишина. Он задумчиво ковырял ботинком пол, я хмуро уставился в стену.
— Ну ладно, — сказал, наконец, Кули, бросив взгляд на часы — мои часы. — Пора мне валить отсюда. Только сначала скажи, твоя фамилия Хавершот, правильно?
— Да.
— Как она пишется?
— В кармане пиджака — футляр с визитками. Удовлетворенно кивнув, он нашел футляр, достал одну и начал рассматривать.
— Ого! Так ты, стало быть, из этих, из графьев?
— Ну да… то есть, был, — вздохнул я.
— На картинках они совсем другие — такие длинные, тощие и без подбородка.
— Я много занимался спортом, развивал мышцы.
— Значит, спортсмен? — уважительно протянул он.
— Вот именно! А теперь взгляни сюда! — с горечью бросил я, вытягивая вперед руку.
— Ну и что?
— Как это, что? На какое будущее могу я рассчитывать с такой рукой? О боксе или регби и говорить нечего, да и в крикете — какой из меня теперь подающий? В любительских матчах разве… Эта рука — ошибка природы, неудачный эксперимент. С ней остается лишь прозябать вместе с отбросами общества где-нибудь в четвертом дивизионе.
— О чем это ты? — не понял он.
— О том, — все больше распалялся я, — что меня ждет, когда настанет время идти в школу! Думаешь, мне хочется быть убогим дохляком, который поет в хоре, чтобы лучшие представители общества бились насмерть за право дать мне пинка?
— А
— Не будем обсуждать мою внешность, — перебил я.
— Да уж, лучше не стоит. Господи, ну и рожа!
— Я бы попросил!
— Ты сам это начал.
Некоторое время мы молча мерили друг друга яростными взглядами. Потом он снова взглянул на часы.
— Все, побегу, надо еще успеть в Малибу к моему рекламному агенту.
— Зачем? — удивился я.
— Да так, перекинуться парой слов.
— В таком виде?
— Ничего, он поймет. Слушай, еще вопрос, я совсем забыл… Куда мне идти ночью?
— Как?
— В смысле, должен же я где-то спать. Ты где живешь?
— Я уже говорил тебе. У меня коттедж в Саду Гесперид.
— Ах, да! Тогда порядок. А тебе что-нибудь нужно от меня узнать?
Я задумался. На самом деле, конечно же, вопросов была уйма, но в тот момент в голову ничего не приходило. Наконец я вспомнил:
— Что там за статуя, которую нужно открывать?
— Статуя старика Бринкмайера.
— Понятно.
Вот, значит, в чем дело. Ну что ж, против этого я не возражал. Надо полагать, старик вполне заслужил такой знак уважения, хотя, с другой стороны, когда выглядишь, как воздушный шар, готовый лопнуть, надо трижды подумать, прежде чем решиться на подобное. Впрочем, его дело.
— Я что, сам должен ее открыть?
— Нет, конечно. Еще вопросы?
— А что за Мичиганские Матери?
— Делегация из Детройта. Ты должен с ними встретиться.
— Поклонницы?
— Они самые. Мичиганское отделение клуба почитательниц Джо Кули.
— Приехали оказывать мне почести?
— Вроде того. А ты их примешь.
— Ну ладно, с этим я как-нибудь справлюсь.
Он тут же воодушевился, используя удобный случай подбодрить меня.
— Ну конечно справишься! Тебе понравится, вот увидишь. Знаешь, ты не верь тому, что я тебе тогда в приемной наговорил. У меня просто настроение тогда было ни к черту, оттого что зуб болел. Совсем не плохо быть звездой. У тебя поклонников больше всех в стране! Знаешь, сколько писем одних приходит? И перед камерой играть роль очень интересно. Да, сэр, просто здорово! Тебе понравится, я точно говорю… Ну все, пока, а то я уже совсем опаздываю. Приятно было поболтать.
Перекинув ногу через подоконник, малыш Джо снова обернулся.
— Да, еще насчет мамаши Бринкмайер… Если тебе вдруг понадобится рогатая жаба, подойди к косоглазому садовнику с бородавкой на носу, он вечно где-нибудь тут ошивается. Скажешь, это для старухи, чтобы в постель подложить, он с тебя ни цента не возьмет.
Его лицо — мое лицо — исчезло в темноте, но через мгновение снова заглянуло в комнату.
— Слушай, я тут хотел тебя еще кое о чем предупредить… Завтра утром позвоню.
Я тревожно дернулся.