Том 18. Лорд Долиш и другие
Шрифт:
— А, вот и ты, дорогая! — воскликнул Бринкмайер. — Мы тут беседуем с Джозефом…
— Вот как? — подняла брови мисс Бринкмайер. Подразумевалось, очевидно, что о вкусах не спорят. На меня она взглянула с явным неодобрением. Похоже, та рогатая жаба все еще ворочалась у нее в груди, и она пока не видела никаких оснований отказываться от устоявшегося мнения, что я представляю собой исчадие ада.
— Э-э… насчет статуи, — пояснил он.
— А что с ней?
— Ничего, просто разговариваем. Так сказать, обмениваемся соображениями.
— Я
Я вздрогнул от неожиданности.
— О боже, неужели и мне придется участвовать?
На самом деле, на отсутствие опыта я не жалуюсь. Еще в бытность мою лордом Хавершотом люди так и норовили взвалить на меня свои проблемы. Но малыш Кули… Не думаю, чтобы нашелся ребенок, чья жизнь была бы полнее. Ни минуты покоя. Только покончишь с одним, так тут же другое.
Мисс Бринкмайер гневно воздела руки к небу. Щеки ее лихорадочно вспыхнули.
— Ради всего святого… только не говори мне, что ты все забыл, и это после того, как с тобой повторили каждый жест и каждое слово!
Я поспешил исправить ситуацию.
— Нет, конечно! Я помню, просто… вы же знаете, как бывает. Столько всего в голове, мало ли, вдруг вылетело что-нибудь… Может, стоит повторить самое главное, так сказать, для полной уверенности?
Бринкмайерша судорожно сглотнула, стараясь прийти в себя. Нервная особа, подумал я.
— Церемония начнется ровно шесть, — отчеканила она.
— Да, я знаю.
— Пока будут произносить речи…
— Я тоже?
— Нет! Только попробуй! — погрозила она пальцем. — Итак, пока произносят речи, ты будешь стоять сзади.
— Это я могу, — кивнул я, — нет проблем.
— После речей мистер Хейз снимет покрывало со статуи. В этот момент ты выбегаешь с букетом, вручаешь его мистеру Бринкмайеру…
Я нахмурился.
— Вы сказали, с букетом?
— Да, я сказала, с букетом.
— Черт!
— Боже мой, что опять не так? Это же так просто!
Верно, проще некуда. Вот так пара ослов из нас получится! Еще и букет… Я видел по выражению лица Бринкмайера, что он солидарен со мной в этом вопросе. Фрак, гардения в петлице, гетры и в довершение всего златокудрый малыш, выбегающий к нему с букетом. Легко понять, отчего уважающего себя солидного мужчину вдруг тянет вернуться в бизнес плаща и костюма.
Я бросил сочувственный взгляд на своего товарища по несчастью, который он, похоже, оценил. Мисс Бринкмайер продолжала:
— Протягиваешь букет и говоришь: «Вот вам цветоськи, мифтел Бьинкмайел!»
Ну ладно, это еще ничего. Текст, конечно, не блещет, но могло быть значительно хуже. Хорошо хоть, только одна фраза, да и та короткая. Такую роль я уж точно не провалю, хоть и не привык выступать на публике.
Я кивнул с умным видом.
— Понял, справлюсь. «Вот вам цветочки, мистер Бринкмайер».
Тут Бринкмайерша
— Господи боже мой! Да что ж такое творится! Ты что, в самом деле такой тупой или нарочно меня злишь? Я же тысячу раз повторяла: Не «цветочки», а «цветоськи»! Не «мистер Бринкмайер», а «мифтел Бьинкмайел»! Неужели так трудно запомнить? Мы столько сидели над этой фразой… над ней трудились самые высокооплачиваемые авторы компании… а ты собираешься взять и пустить все коту под хвост! Ты говоришь: «Вот вам цветоськи, мифтел Бьинкмайел»! И запомни: ни слова больше, никакой отсебятины, никаких дурацких шуточек!
— Ясно.
— Например, про мои гетры, — вставил Бринкмайер.
— Само собой.
— И не вздумай хихикать! Улыбаться можешь, но только не хихикать.
— Понял.
— Потом придержи немного…
— Букет?
— Да нет, сцену.
— Какую сцену? — не понял я.
Она снова взвилась, при этом отклонившись от темы:
— В ухо хочешь?
— Нет.
— Тогда нечего придуриваться! Вручаешь букет, говоришь текст, потом держишь кадр.
— То есть, стоишь на месте, — пояснил Бринкмайер.
— Вот именно! — рявкнула она. — Стоишь и ждешь поцелуя.
Я содрогнулся всем телом.
— Поцелуя?
— Я тебя поцелую, — произнес он странным сдавленным голосом, будто говорил из могилы. Глаза смотрели из-под очков затравленно и обреченно.
Меня все еще била дрожь.
— Вы меня поцелуете?
— Ну конечно, поцелует! — взвизгнула Бринкмайерша. — Сколько раз можно повторять? Ты человеческий язык понимаешь? Он — тебя — поцелует! Получится очень милая и трогательная сцена…
Я мучительно подбирал слова, чтобы выразить всю степень трогательности предполагаемой сцены, но тут в дверях появился лакей — тот самый, что приносил вчера ужин.
— Извините да возможно, — сказал он.
— Ну, что там еще?
— Парень за дверь, — объяснил он уже более внятно. Мисс Бринкмайер кивнула.
— Должно быть, новый учитель риторики, — сказала она, направляясь к дому. — Мне кажется, Теодор, вам следует еще раз все отрепетировать — такой болван способен перепутать что угодно. Вместо букета можете взять чашку.
— А можно не целоваться? — с мольбой в голосе спросил Бринкмайер. — Просто так, обозначить?
— Разумеется. Кому хочется лишний раз целовать этого маленького монстра!
С фырканьем произнеся последнее оскорбление, она вышла, оставив нас вдвоем. Я подождал, пока ее фигура скроется из виду, и обратил на хозяина дома стальной взгляд.
— Бринкмайер, — спросил я тихо, но твердо, — это ваша идея?
Он замотал головой, решительно отметая обвинение.
— Нет, разрази меня гром! Да будь моя воля, я бы к тебе и близко не подошел.