Том 2. Стихотворения 1909-1917

Брюсов Валерий Яковлевич

2 декабря 1914

Варшава

Пора!

Была пора ударить буре, Расчистить хмурый небосвод. И вот — нет проблесков лазури, Гроза гремит, гроза растет. То не камыш под ветром гнется, — Твердыни крепостей дрожат; Не дождь на травы пастбищ льется, — Стальной стучит по грудям град; То не деревья, в вихре яром, На берег рухнули пруда, — Кругом, обгрызены пожаром, Лежат в руинах города. С Атлантики вплоть до Урала Самумом движутся полки; Кровь — снег и травы запятнала, Кровь — замутила ток реки. На вольных, вечных океанах, У стен пяти материков, Мелькают без огня в туманах Громады

боевых судов. Темны мечты, виденья дики, Водоворотом схвачен мир. Везде штыки, винтовки, пики, Угрозы пушек и мортир.; Гроза «военной непогоды» Шумит по градам и полям, Да выйдут древние народы Из бури к просветленным дням! Пусть громы пробушуют в небе, Огнь молний пусть прожжет сердца, — И пусть узнают все свой жребий, Свою судьбину — до конца!

Октябрь — декабрь 1914

Белосток. Варшава

На Карпатах

Уступами всходят Карпаты, Под ногами тает туман, Внизу различают солдаты Древний край — колыбель славян. Весенним приветом согрета, Так же тихо дремала страна… На четыре стороны света Отсюда шли племена. Шли сербы, чехи, поляки, Полабы и разная русь. Скрывалась отчизна во мраке, Но каждый шептал: «Я вернусь!» Проносились века и беды, Не встречался с братьями брат, И вот, под грохот победы, Мы снова на склонах Карпат. Вздохни же ожиданным мигом, Друзей возвращенных встречай, Так долго под вражеским игом, Словно раб, томившийся край. Засветился день возвращенья, Под ногами тает туман… Здесь поставьте стяг единенья Нашедших друг друга славян!

15 октября 1914

Варшава

Чаша испытаний

Будь меж святынь в веках помянута Ты, ныне льющаяся кровь! Рукой властительной протянута Нам чаша испытаний вновь. Она не скоро опорожнится, Струясь потоком с высоты… И вот — в руках врагов заложница, Сирена польская, и ты! Так что ж! с лицом первосвященников Спокойно жертву принесем! Оплакивать не время пленников, Ряды оставшихся сомкнем. Одно: идти должны до края мы, Все претерпев, не ослабеть. День торжества, день, нами чаемый, Когда-то должен заблестеть. И пусть над Бугом — каски прусские; Он от того чужим не стал; И будем мы всё те же русские, Уйдя за Волгу, за Урал. Под Нарвами, под Аустерлицами Учились мы Бородину. Нет, мало овладеть столицами, Чтоб кончить Русскую войну!

Июль 1915

Высоких зрелищ зритель…

Счастлив, кто посетил сей мир

В его минуты роковые.

Его призвали всеблагие

Как собеседника на пир.

Он — их высоких зрелищ зритель…

Ф. Тютчев

Польше

Орел одноплеменный!

…Верь слову русского народа:

Твой пепл мы свято сбережем,

И вата общая свобода,

Как феникс, возродится в нем

Ф. Тютчев

Провидец! Стих твой осужденный Не наше ль время прозревал, Когда «орел одноплеменный» Напрасно крылья расширял! Сны, что тебе туманно снились, Предстали нам, воплощены, И вещим светом озарились В багровом зареве войны. Опять родного нам народа Мы стали братьями, — и вот Та «наша общая свобода, Как феникс», правит свой полет. А ты, народ скорбей и веры, Подъявший вместе с нами брань, Услышь у гробовой пещеры Священный возглас; «Лазарь, встань!» Ты, бывший мертвым в этом мире, Но тайно памятный Судьбе, Ты — званый гость на нашем пире, И первый наш привет — тебе! Простор родимого предела Единым взором облелей, И крики «Польска не сгинела!» По-братски, с русским гимном слей!

1 августа 1914 г.

В Вильно

Опять я — бродяга бездомный, И груди так вольно дышать. Куда ты, мой дух неуемный, К каким изумленьям опять? Но он, — он лишь хочет стремиться Вперед, до последней поры; И сердцу так сладостно биться При виде с Замковой Горы. У ног «стародавняя Вильна», — Сеть улиц, строений и крыш, И Вилия ропщет бессильно, Смущая спокойную тишь. Но дальше, за кругом холмистым, — Там буйствует шумно война, И, кажется, в воздухе чистом Победная песня слышна. Внизу же, где липки так зыбко Дрожат под наитием дня, Лик Пушкина, с мудрой улыбкой, Опять поглядит на меня.

15 августа 1914

Вильно

Все чаще

Все чаще по улицам Вильно Мелькает траурный креп. Жатва войны обильна, Широк разверзнутый склеп. Всё чаще в темных костелах, В углу, без сил склонена, Сидит, в мечтах невеселых, Мать, сестра иль жена. Война, словно гром небесный, Потрясает испуганный мир… Но все дремлет ребенок чудесный, Вильно патрон — Казимир. Все тот же, как сон несказанный, Как сон далеких веков, Подымет собор святой Анны Красоту точеных венцов. И море всё той же печали, Всё тех же маленьких бед, Шумит в еврейском квартале Под гулы русских побед.

17 августа 1914

Вильно

В Варшаве

А.Р. Ледницкому

В первый раз по улицам Варшавы С легким сердцем прохожу один. Не гнетет меня кошмар кровавый Темной славы роковых годин. Всё, что было, — нет, не миновало, И веков мгновенью не сломать; Но, быть может, нынче день начала, Нынче солнце в небе — как печать. Пусть оно наш день запечатлеет, День, когда, как братья, мы могли Всё сказать, о чем язык немеет, Что мы долго в душах берегли. Мы сошлись не по тропинке узкой, Как к поэту близится поэт; Я пришел путем большим, как русский, И, как русский, слышал я привет. А на улице, как стих поэмы, Клики вкруг меня сливались в лад: Польки раздавали хризантемы Взводам русских радостных солдат.

24 августа 1914

Варшава

Аэропланы над Варшавой

Как пред грозой касатки низко Скользят над ровностью поляны, — Так в знак, что грозы боя близки, — Взгляни, — парят аэропланы. Миг, — и продольный, долгий трепет Пройдет по улице; метнется Толпа, и тротуар облепит, И взор за взором в высь вопьется. Мотки белеющей кудели Взлетят и таять будут в сини, И, под пальбу, дымки шрапнелей Распутаются в сети линий. А там, воздушные пираты, Спокойно правя лет машины, Вонзят сквозь пар голубоватый Свой взор, как мы, на дно равнины. Увидят, как темнеют зыбко Квадраты крыш и зданий ромбы… С какой змеящейся улыбкой Качнут два немца в небе бомбы!

24 декабря 1914

Варшава

Поле битвы

Залито поле, как золотом, Щедрым посевом патронов. Вдалеке, как гигантским молотом, Расколоты гребни склонов. На холмике ждет погребения, Ниц повергнуто, тело солдата. Слабый запах тления, А в руке письмо зажато. Рядом тела лошадиные: Оскалены зубы, изогнуты шеи… Ах, не труды ль муравьиные Эти валы, окопы, траншеи? Видел я: меж винтовок раздробленных Лежит с дневником тетрадка; Сколько тайных надежд, обособленные, В нее вписывал кто-то украдкой! Манерки, ранцы, зарядные Ящики, крышки шрапнелей, И повсюду воронки громадные От снарядов, не достигших цели. Брожу меж обломков, гадательно Переживая былые моменты. А вдали, взвод солдат, старательно, Убирает пулеметные ленты.