Том 2. Стихотворения 1909-1917

Брюсов Валерий Яковлевич

1912

Должен был…

Должен был Герострат сжечь храм Артемиды в Эфесе, Дабы явить идеал жаждущих славы — векам. Так же Иуда был должен предать Христа на распятье: Образ предателя тем был завершен навсегда. Был Фердинанд принужден оковать цепями Колумба: Ибо те цепи — пример неблагодарных владык. А Бонапарте? он мог ли остаться в убежище Эльбы? Был бы Елены гранит лишним тогда на земле! Пушкин был должен явить нам, русским, облик Татьяны, Тютчев был должен сказать: «Мысль изреченная — ложь!» Так и я не могу не слагать иных, радостных, песен, Ибо однажды они были должны прозвучать!

4 апреля 1915

Варшава

Памятник («Мой памятник стоит, из строф созвучных сложен…»)

Sume superbiam…

Horatius [13]

Мой памятник стоит, из строф созвучных сложен. Кричите, буйствуйте, — его вам не свалить! Распад

певучих слов в грядущем невозможен, — Я семь и вечно должен быть. И станов всех бойцы, и люди разных вкусов, В каморке бедняка, и во дворце царя, Ликуя, назовут меня — Валерий Брюсов, О друге с дружбой говоря. В сады Украины, в шум и яркий сон столицы, К преддверьям Индии, на берег Иртыша, — Повсюду долетят горящие страницы, В которых спит моя душа. За многих думал я, за всех знал муки страсти, Но станет ясно всем, что эта песнь. — о них, И, у далеких грез в неодолимой власти, Прославят гордо каждый стих. И в новых звуках зов проникнет за пределы Печальной родины, и немец, и француз Покорно повторят мой стих осиротелый, Подарок благосклонных Муз. Что слава наших дней? — случайная забава! Что клевета друзей? — презрение хулам! Венчай мое чело, иных столетий Слава, Вводя меня в всемирный храм.

13

Преисполнись гордости…

Гораций( лат.).

Июль 1912

Сын земли

Я — сын земли…

В.Б.

Сын земли

Я — сын земли, дитя планеты малой, Затерянной в пространстве мировом, Под бременем веков давно усталой, Мечтающей бесплодно о ином. Я — сын земли, где дни и годы — кратки. Где сладостна зеленая весна, Где тягостны безумных душ загадки, Где сны любви баюкает луна. От протоплазмы до ихтиозавров, От дикаря, с оружьем из кремня, До гордых храмов, дремлющих меж лавров, От первого пророка до меня, — Мы были узники на шаре скромном, И сколько раз, в бессчетной смене лет, Упорный взор земли в просторе темном Следил с тоской движения планет! К тем сестрам нашей населенной суши, К тем дочерям единого отца Как много раз взносились наши души, Мечты поэта, думы мудреца! И, сын земли, единый из бессчётных, Я в бесконечное бросаю стих, — К тем существам, телесным иль бесплотным, Что мыслят, что живут в мирах иных. Не знаю, как мой зов достигнет цели, Не знаю, кто привет мой донесет, Но, если те любили и скорбели, Но, если те мечтали в свой черед И жадной мыслью погружались в тайны, Следя лучи, горящие вдали, — Они поймут мой голос не случайный, Мой страстный вздох, домчавшийся с земли! Вы, властелины Марса иль Венеры, Вы, духи света иль, быть может, тьмы, — Вы, как и я, храните символ веры: Завет о том, что будем вместе мы!

1913

Земле

Я — ваш, я ваш родич, священные гады!

Ив. Каневской

Как отчий дом, как старый горец горы, Люблю я землю: тень ее лесов, И моря ропоты, и звезд узоры, И странные строенья облаков. К зеленым далям с детства взор приучен, С единственной луной сжилась мечта, Давно для слуха грохот грома звучен, И глаз усталый нежит темнота. В безвестном мире, на иной планете, Под сенью скал, под лаской алых лун, С тоской любовной вспомню светы эти И ровный ропот океанских струн. Среди живых цветов, существ крылатых Я затоскую о своей земле, О счастье рук, в объятьи тесном сжатых, Под старым дубом, в серебристой мгле. В Эдеме вечном, где конец исканьям, Где нам блаженство ставит свой предел, Мечтой перенесусь к земным страданьям, К восторгу и томленью смертных тел. Я брат зверью, и ящерам, и рыбам. Мне внятен рост весной встающих трав, Молюсь земле, к ее священным глыбам Устами неистомными припав!

25 августа 1912

Предвещание

Быть может, суждено земле В последнем холоде застынуть; Всему живому — в мертвой мгле С безвольностью покорной сгинуть. Сначала в белый блеск снегов Земля невестой облачится; Туман, бесстрастен и суров, Над далью нив распространится; В мохнатых мантиях, леса — Прозрачных пальм, как стройных сосен, — Напрасно глядя в небеса, Ждать будут невозможных весен; Забыв утехи давних игр, Заснут в воде промерзшей рыбы, И ляжет, умирая, тигр На бело-ледяные глыбы… Потом иссякнет и вода, Свод неба станет ясно синим, И солнце — малая звезда — Чуть заблестит нагим пустыням Пойдет последний человек (О, дети жалких поколений!) Искать последних, скудных рек, Последних жалостных растений И не найдет. В безумьи, он С подругой милой, с братом, с сыном, Тоской и жаждой опьянен, Заспорит о глотке едином. И все умрут, грызясь, в борьбе, Но глаз не выклюют им птицы. Земля, покорная судьбе, Помчит лишь трупы да гробницы. И только, может

быть, огни, Зажженные в веках далеких, Всё будут трепетать в тени, Как взоры городов стооких.

1913

Земля молодая

Зданья громадные стройте, Высьте над башнями башни, Сводом стеклянным закройте Свободные пашни; Солнцами солнце затмите, Реки замкните гранитом, Полюсы соедините Тоннелем прорытым; Правьте движеньем планеты, — Бегом в пространстве небесном, Бросьте сигнальные светы Мирам неизвестным; Воля проснется природы, Грозно на дерзких восстанет, Рухнут прозрачные своды, Железо обманет; Сгинут твердыни во прахе; Здесь, над погостом столицы, Дики покажутся взмахи Полуночной птицы; Выйдут и львы и медведи Вновь из забытой берлоги, Лягут на плитах из меди В упавшем чертоге; Вскроет, — глухим содроганьем Прежнее племя сметая, — Дали — грядущим созданьям Земля молодая!

11 мая 1913

Детские упования

Снова ночь и небо, и надменно Красный Марс блистает надо мной. Раб земли, окованный и пленный, Что томиться грезой неземной? Не свершиться детским упованьям! Не увидишь, умиленный, ты — Новый луч над вечным мирозданьем: Наш корабль в просторах пустоты! Не свершишь ты первого полета, Не прочтешь и на столбцах газет, Что безвестный, ныне славный, кто-то, Как Колумб, увидел новый свет. Что ж, покорствуй! Но душа не хочет Расставаться с потаенным сном И, рыдая, радостно пророчит О великом имени земном. О, ужель, как дикий краснокожий, Удивится пришлецам Земля? И придет крестить любимец божий Наши воды, горы и поля? Нет! но мы, своим владея светом, Мы, кто стяг на полюс донесли, Мы должны нести другим планетам Благовестье маленькой Земли.

1914

Зегеволъд

Перед тобою я

Но что мной зримая вселенна

И что перед Тобою я!

Г. Державин

Гимн богам

Я верую в мощного Зевса, держащего выси вселенной Державную Геру, чьей волей обеты семейные святы Властителя вод Посейдона, мутящего глуби трезубцем Владыку подземного царства, судью неподкупного Гада Великую мудрость Паллады, дающей отважные мысли Губящую Ареса силу, влекущего дерзостных к бою; Блаженную мирность Деметры, под чьим покровительством пашни Священную Гестии тайну, чьей благостью дом осчастливлен Твой пояс, таящий соблазны, святящая страсть, Афродита; Твой лук с тетивой золоченой, ты, дева вовек, Артемида; Певуче-бессмертную лиру метателя стрел Аполлона; Могучий и творческий молот кующего тайны Гефеста; И легкую, умную хитрость посланника с крыльями Герма. Я верую, с Зевсом начальным, в двенадцать бессмертных. Стихии Покорны их благостной воле; земля, подземелье и небо Подвластны их грозным веленьям; и смертные, с робким восторгом, Приветствуют в образах вечных — что было, что есть и что будет. Храните, о боги, над миром владычество ныне и присно!

1913

Гимн Афродите («Гимны слагать не устану…»)

Гимны слагать не устану бессмертной и светлой богине. Ты, Афродита-Любовь, как царила, так царствуешь ныне. Алыми белый алтарь твой венчаем мы снова цветами, Радостный лик твой парит с безмятежной улыбкой над нами. Правду какую явить благосклонной улыбкой ты хочешь? Мрамором уст неизменных какие виденья пророчишь? Смотрят куда неподвижно твои беззакатные очи? Дали становятся уже, века и мгновенья — короче: Да, и пространство и время слились, — где кадильница эта, Здесь мудрецов откровенья, здесь вещая тайна поэта, Ноги твои попирают разгадку и смысл мирозданья. Робко к коленам твоим приношу умиленную дань я. С детства меня увлекала к далеким святыням тревога, Долго в скитаньях искал я — вождя, повелителя, бога, От алтарей к алтарям приходил в беспокойстве всегдашнем, Завтрашний день прославлял, называя сегодня — вчерашним. Вот возвращаюсь к тебе я, богиня богинь Афродита! Вижу: тропа в бесконечность за мрамором этим открыта. Тайное станет мне явным, твоей лишь поверю я власти, В час, как покорно предамся последней, губительной страсти…

30 июня — 1 июля 1912

Царица Страсть

Ты к мальчику проникнешь вкрадчиво, Добра, как старшая сестра; Браня его, как брата младшего, Ты ласково шепнешь: «Пора!» В насмешливом, коварном шепоте Соблазн неутолимый скрыт. И вот — мечта о жгучем опыте Сны и бессонницу томит. Ты девушку, как мать, заботливо, Под грешный полог проведешь; В последнем споре изворотливо Найдешь губительную ложь; В минуты радости изменчивой Подскажешь тихо: «Ты права!» И вынудишь язык застенчивый Твердить бесстыдные слова. Ты женщине, как друг испытанный, Оставшись с ней наедине, Напомнишь про роман прочитанный, Про облик, виденный во сне. И, третья между двух, незримая, В альковной душной темноте, Как цель, вовек недостижимая, Покажешься ее мечте. Кто, кто из нас тебе, обманчивой, Не взмолится, без слов, тайком? Ты нежно скажешь: «Не заканчивай Томящих грез: я — пред концом…» И, видя в слабости поверженным Блаженно-жалкого раба, Вдруг засмеешься смехом сдержанным, Царица, воля чья — Судьба!