И при виде василькаи под взглядом василискаговорил, что жизнь — легка,радовался, веселился,улыбался и пылал.Все — с улыбочкой живою.Потерять лицо желалтолько вместе с головою.И, пойдя ему навстречу,в середине бодрой речи,как жужжанье комара,прервалась его пора,время, что своим считал…Пять секунд он гаснул, глохнул,воздух пальцами хватал —рухнул. Даже и не охнул.
«Как жалко он умирал! Как ужасно…»
Как жалко он умирал! Как ужасно.Как трогательно умирал. Как опаснодля веры в людей, в их гордость и мощь.Как
жалобно всех он просил помочь.А что было делать? Что можно сделать —все было сделано. И он это знал.Прося тем не менее куда-то сбегать,он знал: ни к чему — и что он: умирал.А мы ему лучших таблеток для снов,а мы ему — лучших пилюль от боли,соломинок, можно сказать, целый сноп,да что там сноп — обширное полеему протягивали. Он цеплялся.Его вытягивали из нескольких бездн,а он благодарствовал, он умилялся,вертелся волчком, как мелкий бес.А я по старой привычке школьной,не отходя и сбившись с ног,в любой ситуации, даже невольной,старался полезный черпнуть урок.— Не так! С таблетками ли, без таблеток,но только не так, не так, не эдак.
НАЦИОНАЛЬНАЯ ОСОБЕННОСТЬ
Я даже не набрался,когда домой вернулся:такая наша раса —и минусы и плюсы.Я даже не набрался,когда домой добрался,хотя совсем собрался:такая наша раса.Пока все пили, пили,я думал, думал, думал.Я думал: или-или.Опять загнали в угол.Вот я из части убыл.Вот я до дому прибыл.Опять загнали в угол:с меня какая прибыль?Какой-то хмырь ледащийсказал о дне грядущем,что путь мой настоящий —в эстраде быть ведущимили в торговле — завом,или в аптеке — замом.Да, в угол был я загнан,но не погиб, не запил.И вот, за века четвертьв борьбе, в гоньбе, в аврале,меня не взяли черти,как бы они ни брали.Я уцелелЯ одолел.Я — к старости — повеселел.
«Долголетье исправит…»
Долголетье исправитвсе долги лихолетья.И Ахматову славят,кто стегал ее плетью.Все случится и выйдет,если небо поможет.Долгожитель увидитто, что житель не сможет.Не для двадцатилетних,не для юных и вздорныхэтот мир, а для древних,для эпохоупорных,для здоровье блюдущих,некурящих, непьющих,только в ногу идущих,только в урны плюющих.
ХВАЛА ГУЛЛИВЕРУ
Чем хорош Гулливер? Очевидным, общепонятнымповоротом судьбы? Тем, что дал он всемирный пример?Нет, не этим движением, поступательным или попятным,замечателен Гулливер.Он скорее хорош тем, что, ветром судьбины гонимый,погибая, спасаясь, погибнув и спасшись опять,гнул свое!Что ему там ни ржали гуингнмы,как его бы ни путала лилипутская рать.Снизу вверх — на гиганта,сверху вниз — на пигмеяглядя,был человеком всегда Гулливер,и от счастья мужая,и от страха немея,предпочел навсегдачеловеческий толькоразмер.Мы попробовалимикрокосмы и макрокосмы,но куда предпочтительней —опыт гласит и расчет —золотого подсолнечникажелтые космы,что под желтыми космамизолотого же солнцарастет.
ФИЛОСОФИЯ И ЖИЗНЬ
Старики много думают: о жизни, смерти, болезни, —великие философы, как правило, старики.Между тем естественнее и полезнейпросто стать у реки.Все
то, что в книгах или религиии в жизненном опыте вы ни нашли,уже сформулировали великиеи малые реки нашей земли.Соотношенье воды и сушимышленью мощный дает толчок.А в книгах это сказано суше,а иногда и просто — молчок.Береговушек тихие взрывыпод неосторожной ногой,вялые лодки, быстрые рыбыили купальщицы промельк нагой —все это трогательней и священнеймыслей упорных, священных книги очень годится для обобщений,но хорошо даже без них.
«Екатерининский солдат…»
Екатерининский солдат,он, словно рубль елизаветинский,до блеска он надраен, так,что на ходу звенит и светится.Звенит суворовским штыком,блестит ружьем своим старинными медью пуговиц. Таковсолдат времен Екатерины.Екатерининский солдат,не спрашивая у грядущего,идет, куда ему велят,в затылке впереди идущего.И укрощая варшавян,освобождает он миланца,и прет вперед, толков и рьян,согнувшись под нагрузкой ранца.Мила мне выправка его,пудовая обидна выкладка.Не пожелаю ничегодругого, только б видеть вылазкуего сквозь Альпы! Прямо вниз!Его прыжок французу на голову!Его, прекрасного и храброго!Примстись, суворовец!Приснись!
ТЕХНАРИ
Звякнул электрон об электрон.Хромосомы трутся друг об дружку.А ученый ест свою ватрушку,это чувствуя своим нутром.Выведен какой-то новый сортчеловека, слышащего лязгизвезд о звезды, чующего тряскуатомов на дне реторт.А глядишь: пьет, курит и поетто же: водку, песню, сигарету,слыша популярного поэта,тотчас заявляет: — Во дает!Это — пена, а волнав том, что, вникнувши во все подробности,понимает мир он и без робости,если надо, прет против рожна.
«Человек состоит из способности и потребности…»
Человек состоит из способности и потребности,из привычек, обязанностей, идей,чувства голода, чувства ревности —вот таков примерный состав людей.Соотношенье свершенья с желаньемпозволяет достичь вершин.Мы, конечно, то, что мы желаем,но также и то, что мы свершим.
«Самоутверждайся, человек!..»
Самоутверждайся, человек!Сможешь — напиши «Шильонский замок».Нет — приди в Шильонский замоки на стенах знаменитых самыхвсех имен и дат поверхнапиши свой титул, год и век!Байрон, и Гюго, и Шелливыскребли свое! Посмели.Смей и ты!Пусть взглянет с высотысквозь столетний мракбудущего твой потомоки заявит: вот подонок,что он стены портил; вот дурак.Байрон, Шелли и Гюгогоготали здесь ио-го-го:личное, свое, неповторимое,—вечное партача и старинное,имена на камне проскреблии до нас сквозь целый век дошли.Самоутверждайся, друг и брат!Я, признаться, очень радвидеть на стене второго веканадпись следующего века.Личность утверждалась и тогда:римляне, вандалы, готы, турки.Не такая уж бедапорча штукатурки.Все против тебя: пространство, время,моралисты, маляры.Как тебе из нашенской порыпросочиться в будущее время?Осмотрись, как Байрон, и пиши,в камне выбит,а не в шелке вышит.К счастью, по соседству ни души —все на разных стенах пишут!